Довольно часто встречается такая картина. На консультацию приводят ребенка, который учится не так, как хотят родители и педагоги. Приводят с целью найти и изничтожить «болячку», мешающую чаду иметь желаемые оценки. А такой болячки нет! Это заставляет задуматься: в чем же тогда причина? Все, вроде бы, стараются, прилагают максимум усилий – знаний, времени, денег, нервов – а ребенку всё это как-то не в прок.
Нет, конечно, если очень постараться, то можно найти какие-нибудь отклонения электрической активности мозга, несовершенство психомоторной координации, погрешности в диететике, режиме, нагрузках, из-за которых растущему мозгу не достает питания. И все тогда облегченно вздохнут: понятно, дело пусть хоть в самой минимальной, но всё-таки мозговой дисфункции! Значит, родители не виноваты, учителя не виноваты, ребенок не виноват – виноваты врачи, которые с рождения говорили, что всё в порядке, а потом оказалось, что лечить это надо было ещё задолго до. Ну, значит, будем лечить сейчас! Но чтобы сразу – с первой таблетки – и в Нобелевские лауреаты!
Не будем никого обвинять. И оправдывать не будем. Так же, как и следовать современному постулату здравоохранения – «нет людей здоровых, есть недообследованные». А попробуем посмотреть на ситуацию из-за пределов чисто утилитарного и – чего греха таить – удобного для всех сторон принципа назначения ответственных за.
Начнем с простого вроде, тривиального даже вопроса: что требуется, чтобы ребенка чему-то научить? В первую очередь должен быть тот, кто обладает знаниями, каких у ребенка нет. Чтобы ему было, у кого учиться. Этот «кто-то» — не обязательно учитель. Нет, неверно. Он учитель, но не педагог. Может ли педагогом быть собака, чьему лаю ребенок подражает? Или – дождь, от которого та же собака прячется, показывая ребенку пример, как не промокнуть? Или курящие кругом взрослые? Они – не педагоги, но они – учат.
Почему так происходит? А потому, что в природе ребенка (любого рода, вида, отряда) заложено учиться. Если не заложено – долго он не протянет. Учиться — одно из проявлений инстинкта самосохранения. А он «говорит»: «Перенимай у тех, кто взрослее тебя, здоровее тебя, умнее тебя, умелее тебя. Видишь, они выросли – и не погибли. Значит, надо на них походить, чтобы в живых остаться».
С животными понятно – они учатся, подражая. У ребенка подражание тоже очень сильно. Оно заставляет его «курить» шариковую ручку, если взрослые кругом дымят как паровозы. И цапать сотовый в редкие минуты, когда он не у маминого уха. Для ребенка это (включая и вредные привычки) – признаки взрослости. К которой надо стремиться, чтобы выжить.
Педагогика инстинкт осознанно использует. Чтобы научить тому, что считает нужным. Уже не для выживания — для вживления. Культуры в ребенка и его в культуру.
А культуру человек производит из природы. Сталь из руды, бензин из нефти, речь из дыхания, человека из примата. Не будет производить – все одичает, вернется к первозданному состоянию: яблоки станут кислыми, груши – горькими, дороги зарастут лесами, выжившие животные озвереют. Поэтому человек непрерывно производит всё заново, культуру поддерживая. Не станет культуры – не станет человека.
Педагогика и занимается тем, чтобы производить новых производителей культуры. Задача для человечества крайне важная. И трудная. Потому что главное – научить тому, что природе не нужно. А местами и вообще губительно! Научили с детского сада опрятности — создали еще одно поколение истребителей лесов на туалетную бумагу (оспорьте меня – ведь не зря на рулонах гордая надпись: «не содержит макулатуры»?), воды на синтетику, животных и растений – на еду, обувь и одежду, недр – на топливо. И хотя педагогика вроде учит к природе бережному отношению, на самом деле речь идет лишь о том, что человек – хозяин отнюдь не беспредельной кладовки, запасы из которой он должен по-умному расходовать.
Ну а трудность педагогики всегда в том, что ребенку надо привить интерес к учёбе. И чтобы не задавался вопросом: пригодится ли когда-нибудь то, чему он учится. Потому что этот ставит в тупик взрослых людей, которые давно отучились. Ну ладно, чтение, письмо, счет. Потом – родной язык и какой-то другой для всякого общения (причем – именно для общения, а не для жалких попыток чтения классиков середины девятнадцатого века, малопонятных для современных носителей языка). Основные вехи истории человечества и своего народа, его природа и география. Ну конечно же, принципы мироздания, каким мы его сейчас понимаем. А дальше? Зачем география морей по карте, если ребенок пролетел – проехал – прошлёпал с родителями больше, чем тот, кто заставляет зубрить совсем некурортные названия «Колыма» и «Парана»? А тем более – знакомые, можно сказать, родные – «Хургада» или «Кемер»?
Или геометрия. Заниматься вручную три года тем, что плоттер делает в десять минут? Тем более, что геометрия – это и не геометрия вовсе, а самая настоящая папирометрия: не на земле же ребенок расстояние высчитывает, не рулеткой, нивелиром и линейкой, а циркулем, транспортиром, угольником на листочке такой формы и гладкости, какой в природе не увидишь.
Получается, что чем дальше, тем дальше. От конкретики, реальности, природы, практики. В абстракцию, виртуальность, культуру, теорию.
Скажете: «Но это необходимо – жизнь сейчас такая». Согласен, такая. И народу на порядки больше, чем рабочих мест, на которых что-то производят – от ракеты до растворимой каши, от ботинок до фильма. Остальным, получается, конкретика не очень-то и нужна. А суперабстракция – как воздух. Надо следить за стоимостью денег и других ценных бумаг. Надо непрерывно менять одни на другие после высказываний официальных лиц и забастовок неофициальных. Надо создавать ажиотажный спрос и оперативное предложение. Дел-то сколько! Ровно на всех остальных, кто ничего не производит, но продает, покупает, ссуживает, распределяет, предлагает, навязывает, регламентирует, оспаривает, анализирует. И обучает всему этому!
Как раз такое время сейчас называется «эпохой символической экономики». То есть – были дензнаки, а превратились – в денсимволы. А что за знаки за этими символами стоят — уже не видно. Да и зачем морочиться? Лучше следовать давнишней уже психологической присказке «как-бы». Как-бы учиться, как-бы работать, как-бы общаться. И воспринимать все как чистую условность. При этом забывая, что это – условность. Веря на слово. А слово – оно ведь как писаный им закон: куда повернешь.
Поэтому нельзя современному ученику прививать вкус к предметной деятельности — а ну как захочет сам производить. Что ему, бедняге, в луддиты идти, с автоматами воевать? Лучше уж сразу сформировать живущего в абстракции. И работающего там же. Так спокойнее – и ему, и нам.
Только вот незадача. Пока ребенок растет, в нем еще остается что-то природное. Что, собственно, и определяет рост изнутри. Не хочет, а все равно растет! Как взрослые не хотят, а все равно стареют. Вот эта досадная помеха мешает формировать ребенка таким, каким диктует общество. Все равно погрешности будут. Биологического толка. Но именно погрешности (а никакие не болезни!) и то лишь с точки зрения настроенных на нужный им образовательный результат. Но не с точки зрения природы. Там это не погрешность, а вариация как основа многообразия, а значит – адаптивности вида. Но планировавший формирование в этот план, похоже, погрешность не закладывает! А сразу норовит дефекты разыскивать. И ведь находит! Потому что специалисты всякие ему в этом помогают – не зря же учились!
Педагоги, конечно, о таких вариациях знают. Хотя и не всегда распознают. А самая очевидная из них настолько привычна, что за вариацию не считается. Ведь из поколение в поколение самый лучший, самый способный ученик рано или поздно вырастает в кого? Правильно – в девушку или вьюношу. У которых, сами понимаете (на что никакого врачебного образования не нужно), созревает что? Тоже правильно! Причем – и в теле, и в уме. Отключить эту новую, непривычную, для ученика совсем ненужную функцию психолого-педагогическим путем, без хирургического вмешательства невозможно никак. А с наличием таких природных составляющих направление мышления неизбежно переключается. В лучшем случае – с физики на физика. Или с литературы на филолога. Если, конечно, пол и возраст соответствующие. А во всех других – вернуть мышление в сторону учебы требует титанических усилий!
Ну и что, воспринимаем мы такой природный финт как болезнь?
Поэтому и ставят себе педагоги начальной школы (пока из ученика еще природа с такой силой не выпирает) главную цель – научить ребенка учиться. Натренировать его слушать, слышать, отвечать, концентрироваться на задаче, самостоятельно делать домашние задания, работать над ошибками. И относиться к этому ответственно. Тогда в периоды переключения созревающего организма на другие, отнюдь не абстрактные объекты, учеба пострадает меньше.
Но это, понятно, идеал. А вокруг – сплошные реалии. В соответствии с которыми ребенок начинает систематически учиться не с семи лет, когда организм именно для этого созрел, а с трех-четырех. Ведь без систематической дошкольной учебы в школу не возьмут. Или возьмут, но в «очень слабый» класс. Потому-то и курсы подготовки к школе, на которые ребенка за пару-тройку лет до его полных семи начинают водить, охоту к дальнейшей учебе отбивают начисто. Выходит, что первоклассник – он и не первоклассник никакой, а опытный учащийся, знающий про школу практически все и уже уставший от привычного хода учебной жизни с ее уроками и заданиями. Нам, родителям, можно, конечно, рассказывать про «игровую форму занятий». Но, как ни крути, это уже не игра.
И как, скажите, научить учиться того, кто от учебы устал? Соблюдать правила – можно. А внутреннего интереса, если он потерян, заново не создать.
Конечно, существуют талантливые педагоги, которые цепляют-таки почти потухший костерок интереса и тщательно его оберегая, не заваливая топливом, разжигают заново. Но не все же этаким талантом (помноженным на ангельское терпение и адский труд) обладают! А если работать по программам – правилам – все, костер засыпан окончательно. И тогда приходится учить на стимулах – кнутах или пряниках – это уже не главное. Главное, не на детском интересе.
Без интереса – скучно. И лениво. В компьютере-телевизоре – нет. Во всем остальном – да. Скучающее поколение, которое мечтает поскорее вырасти, чтобы отстали с учебой. И при таком отношении учебой занимается формально. Про все слышали, видели, читали, ничем не удивишь, не заинтересуешь. В суть углубляться не интересно: для понимания нужно усилие. А зачем, если столько информации на поверхности. И в средствах этой самой информации все прозрачно – они проблему поставили, они же ее и растолковали!
Информация, как известно, без собственной переработки в знание не превращается. Потому что знание возникает в применении информации на практике. А практика – как мы тут рассуждаем – чисто символическая.
Вы резонно спросите: «Так что же делать? И возможно ли вообще с этим что-то поделать?».
Можно. И возможно. Умещается это «можно» во фразу, которую произнесла опытный главврач неопытному заведующему, который на дежурстве не стал вызывать коллег из другого отделения, а сам прооперировал их больного. Фраза эта: «Тачает сапоги сапожник…».
Да, лучше каждому заниматься своим делом. По отношению к детям – в первую очередь. Семья должна холить, лелеять, растить, поддерживать, обеспечивать. Детский сад — оставаться теплицей, в которой семейный саженец окрепнет в общении и игре. «Началка» — первая по-настоящему учебная площадка молодняка, где научат на всю оставшуюся жизнь стремиться к знаниям и приобретать их своим трудом. Средняя школа – быть копилкой знаний, которые обязательно пригодятся всем в поколении. ВУЗ – кузницей кадров нужных обществу специалистов, наравне с колледжем и училищем.
Наверное, всё так и будет. Если доживем до эпохи космической экспансии. Чего без объединения человечества ожидать не приходится. И это значит – долго-долго еще дети будут учиться так же, как сейчас. А мы их заманивать радужными перспективами, потом понукать, потом лечить и тянуть на своем горбу в светлое будущее. Чтобы рано или поздно получить от них за это простое человеческое «спасибо»…
