Испуг — самый главный инстинкт. Главный — потому что основное, чего мы можем лишиться в жизни, эта сама жизнь. Поэтому любой испуг — это сигнал опасности для жизни. И реагировать на этот сигнал можно разными способами: или прятаться (сюда же относится застывать-замирать) — значит страх, или драться — значит, гнев, или спасаться бегством, метаться — значит — паника. Но при всех этих вариантах реакции — испугались!

Как это происходит? Очень просто (ведь жизненно важные функции организма — самые простые). Кусочек нашего восприятия всегда настроен на резкие смены ситуации. Даже  когда об этом не думаем — во сне, например. Мы можем резко проснуться от внезапного звука в полной тишине. Или, наоборот: спим под шум, а он вдруг  прекращается. Такое изменение обстановки воспринимается организмом как сигнал опасности. А на опасность надо правильно отреагировать:»Застава, в ружье!» Это значит, что организм молниеносно переключается с решения текущей задачи (скажем, с погружения в книгу, на трамвае едучи) на предотвращение катастрофы (в книгу погрузившись, можно ненароком так выйти из трамвая — да прямиком под машину).

Что мы при этом испытываем? В первый момент — как будто взяли за шиворот и тряхнули от души — а внутри как бомба разорвалась. Ну а дальше — кто-то как парализованный замирает, кто-то вздрагивает, подскакивает, шарахается, вскрикивает неразборчиво-понятное. И только потом начинает понимать, что происходит.

Вот это и есть переключение на аварийный режим: резкая смена обмена веществ за счет выброса стресс-гормонов. А что они делают? То, что нужно, чтобы от опасности уйти: повышают тонус мускулатуры рук и ног, которыми надо драться и убегать, усиливают кровяное давление, скорость дыхания и сердцебиения, чтобы к мышцам быстро подвозить нужные для их работы вещества, увеличивают скорость нервных импульсов, чтобы соображать и действовать быстрее, ну и само собой тормозят совсем уж неуместное пищеварение.

Понятно теперь, почему переход из обычного в аварийное состояние ощущается как эффект разорвавшейся бомбы? Правильно — все тело вялое, расслабленное, а его — бац! — и под ледяной душ! Конечно же, с языка закономерно срывается лингвистическое наследие монголо-татарского ига!

Интересно тут вот что: испуг — дело сугубо индивидуальное. Кого-то в определенной ситуации проколбасит, а кто-то при этом и ухом не поведет. Кто-то пробуждается от легкого шороха, а кого-то и артиллерийская канонада не разбудит. Все это, опять же, зависит и от обстановки — чем привычней раздражитель, пусть даже очень сильный, тем меньше на него реагируешь. А еще зависит от силы нервной системы. В смысле ее чувствительности. Тут главное — не перепутать: сильная нервная система — это та, которая на стимулы реагирует правильно: есть опасность — будем беспокоиться, нет — и не заметим. А слабая сильно реагирует даже на малейший шорох.

Получается, что у сильной нервной системы порог чувствительности высокий (мелочь через него не переберется), а у слабой — низкий (вот всякая мелочь легко и заползает). Следовательно, если нервная система слабая от рождения или устала от перенапряжения — на всякую ерунду будем реагировать как на серьезную опасность.

Такое понимание позволяет уверенно сделать несколько важных заявлений.

Заявление первое: внешней причиной нашего страха, гнева, паники может быть все, что угодно. Дело тут в пороге чувствительности (как там у Мамонова поется: «Не муха источник заразы, источник заразы — ты сам»?).

Заявление второе: страх, гнев, паника — это всегда отражение физической слабости организма — усталости, болезни, детренированности. Исключительно биологический конструкт — слабый — или поедается обязательно присутствующим рядом сильным, или вытесняется им на нижние ступени стадной иерархии (что мы привыкли уже называть правильным уголовным термином «опускание», вместо правильного же литературного — «унижение»). Если ты испугался — как бы себя дальше ни повел — струсил или бросился с кулаками — ты слабее, чем тот или то, кто или что тебя напугал(о).

Заявление третье: хотя люди и отличаются друг от друга от рождения по силе или слабости нервной системы (читай — имеют разные темпераменты), очень многое тут зависит от воспитания (читай — характер). Рожденный слабаком и хлюпиком может путем неустанной работы быть всегда в форме, а прирожденный боец может вырасти рохлей и лентяем. Но усталость и болезнь накрывает любого силача — главное, вовремя и регулярно восстанавливаться. И не лезть в эти моменты на рожон — не ровен час, опустят или съедят.

Заявление четвертое: храбрый человек — такой же испуганный как и трусливый, только его стратегия при испуге агрессивно-наступательная, а не пассивно-оборонительная. По принципу -«лучший вид обороны — нападение».

Из этих заявлений логически вытекает: испуг — серьезный индикатор нашего здоровья. И даже если мы закрываемся от него — неважно, каким образом — бросаясь в атаку за справедливость или погружаясь в нирвану пофигизма — он нами рулит. А это значит, что как ни крути, мы — его рабы. До тех пор, пока не поймем, что его не задвигать надо, а использовать!

Заводишься с полоборота? Пора повышать порог чувствительности. Но не наркомовскими стограммами и растаманско-кастанедовскими дымками. А по-простому — налаживая сон, аппетит, мышечный тонус. Для первого подойдут седативные фиточаи (ими вообще можно на время заменять чаи-кофеи). Еще хорошо заканчивать день теплыми ванными с морской солью — или для всего тела, или хотя бы для ног. Мышечный тонус после них снизится ровно настолько, чтобы не мешать нормальному сну. А с утра, наоборот, надо тонус поднять — сначала разминкой, а потом — как минимум — контрастным душем(еще лучше — перед ним повзрываться в боксерско-ушуистской манере с ударами и уходами).

Тогда испугу труднее будет в течение дня за нас зацепиться. А нам — труднее его холить и лелеять, обязательно находя в нем психологическую составляющую и превращая в фобии, панические атаки, тревожно-ипохондрический и астено-невротический синдромы. И без них забот предостаточно…

Характер — это такой внутренний стержень, который есть у каждого. А вот как и откуда он появляется — это вопрос. Попробуем на него ответить.

Есть много индивидуально-типологических черт, которые у человека потенциально возможны. То есть они даны нам с избытком  на всякий случай, авось понадобятся. Проявляться эти черты будут в ситуациях, в которых именно с их помощью организм наиболее эффективно реагирует на возникшую проблему. Чем больше однотипных проблем, тем чаще и увереннее черта проявляется. Уже у эмбриона-плода функциональные системы организма начинают формировать типичный адаптационный ответ. Из них складывается темперамент — неизменное свойство высшей нервной деятельности, которое проявляется в скорости проведения, переработки нервного импульса, реагирования на него и в силе ответа.

Мы знаем про павловские сильные/слабые  и возбудимые/тормозные черты темперамента, которые современные физиологи разделили уже на 64 подчерты. Но сколько бы их ни было, они быстро и навсегда складываются у индивида как скелет поведенческого реагирования. И этот природный (потому что врожденный, хотя и сцементировавшийся уже после рождения) «скелет» становится основой, которая дальше будет определять особенности всех сторон поведения. И переделать этот скелет НЕЛЬЗЯ. Темперамент — это индивидуальная, пожизненная настройка организма на определенный темпоритм деятельности.

Для воспитания ребенка это имеет крайне важное значение. По той причине, что развитие как мы его понимаем, обязательно включает в себя освоение человеческого образа жизни. А это освоение происходит среди  окружающих ребенка людей. И он, вне зависимости от того, понимаем ли мы это, хотим ли мы этого или нет, берет от мира не то, что мы считаем для него нужным и полезным, а то, что нужно ему самому. И если это наше, «нужное и полезное» действительно ему нужно — ребенок его осваивает. Если нет — хоть убей, не будет. Или, если достанем — очень формально (старая поговорка про это — «слышал звон, да не знает, где он»).

А темперамент тут влияет на то, с какой скоростью, силой и продолжительностью ребенок занимается любой деятельностью — от еды до учебы. Три этих качества не переделать, а вот характер на их основе может быть уже разный. И это зависит от того, как темпераментальные особенности ребенка учитываются окружающими. От них ведь никуда не денешься, но можно по-разному с ними поступать.

У подвижных воспитывать недостающую усидчивость. У медлительных — стимулировать активность. У слабых развивать силу и выносливость. Сильным давать конструктивный выход этой силе. И при этом — использовать два варианта: выращивать или ломать-строить.

Если пользоваться первым — мы обязательно должны иметь в виду, что ребенок — это растительный гибрид мамы и папы. То есть он уже не осина или дуб, а новый сорт, который имеет, конечно, сходство с родителями, но вот как он себя проявит — заранее не известно. Поэтому внимательно наблюдаем, чего ему не хватает для роста в данный момент и вовремя даем это. И тогда критерием правильности наших родительских действий становится всеобщее удовольствие — ему хорошо с нами, а нам с ним. По мере его развития забот не убавляется, но мы к ним можем подготовиться заранее, изучив общие законы, по которым любое дерево должно расти.

А если мы строим-ломаем, тогда в голове совсем другое. Что воспитание ребенка — это строительство дома, которое идет исключительно силами родителей-подрядчиков-прорабов. Место под застройку застолбили, в котлован с арматурой раствор залили, с трудом дождались девять месяцев, пока схватится — и поехали подвозить материалы и складывать из них строение. Какое спланировали и утвердили заранее на совете директоров. Кирпич за кирпичом, блок за блоком, балка за балкой. И технадзор постоянный за следованием проекту. Чтобы в конце получилось выше всех, круче всех, крепче всех!

Знакомо? Ну и при чем здесь характер?

А характер — это как раз если дерево обнести железобетонной оградой и сверху крышу поставить. Сделав, конечно, щели для связи с внешним миром. Чтобы солнца-влаги-воздуха хлебнуть и закрыться. Чтобы, не дай бог, не захотелось кому-нибудь с корнем вырвать или на танке проутюжить. А дерево и в чистом поле, и внутри железобетонного строения имеет свой срок жизни. Только это — разные деревья и для разного они в этот мир появились. Одно — путника от дождя спасти, дать веток для костра. Другое — для эстетического удовлетворения бабушки и офисного клерка, стоя в горшке у них на подоконнике. Или — для нувориша — в цинской вазе.

Хорошо, что уже есть, из чего выбирать. Но выбирать все равно придется.