Воспитанная болезнь

Каждый знает: дети — это цветы жизни. Бесконечная радость и такая же бесконечная головная боль для родителей. Столько всякого надо делать, чтобы ребенок рос здоровым, умным, успешным. Чтобы не отставал от сверстников, а лучше — чтобы превосходил их.
И здесь действительно начинается головная боль. Потому что эти три характеристики имеют громадные разночтения — сколько людей, столько мнений.

Ну ладно, здоровым — более-менее понятно: без соплей, без температур, хорошо кушающим и какающим тоже хорошо. Набирающим вес, рост, гемоглобин, силу в мышцах как минимум не хуже, чем у детей в соседних колясках на прогулке. А вот с умом и успешностью — тут вообще полная неразбериха. От обучения речи с первого триместра беременности до непрерывных спецмантр над колыбелью новорожденного. От ранних поездок ко всяческим местам силы и мудрости до прямых внушений.

Да еще многочисленные родственники со своими принципами, которые ну никак нельзя проигнорировать! Потому как будут наезжать в гости с инспекциями и, обязательно находя воспитательные изъяны, вещать: «Мы же предупреждали!».

Вот и маются родители под массированным обстрелом всяческих мнений и идей, мечась между интернетом и авторитетом родни — свое вставить некуда!  И понятно, нередко впадают в самую натуральную панику-истерику: кто прав? Но тут им на помощь приходит собственный ребенок.

Как раз тем, что начинает болеть. Ну не справляется организм с необходимостью соответствовать всяческим ожиданиям родителей-бабушек-педагогов. Слишком много сил на это приходится тратить — а ведь еще расти надо. Вот и съезжает ребенок в сопли-температуру-низкий гемоглобин (сюда можно до бесконечности добавлять любые физические болячки). Отдохнуть ему надо от соответствований. Ну а нам всем — вытаскивать его назад, на светлый путь развития.

И здесь возникает одно частое, но почти незаметное препятствие. Под названием мама. Ну нет, конечно же, не та мама, которая делает все, чтобы помочь ребенку стать сильным, умным и успешным. А та, которая незаметно для самой себя делает все так, чтобы быть для ребенка жизненно необходимой.

Стоп, а разве ее положение не дает ей этого? Представьте, что нет. Когда ребенок здоров, он может сам играть в соседней комнате, оставаться с бабушкой, ходить в сад. Казалось бы — наконец-то маме можно заняться собой и своими делами. А что, если ребенок как раз и был ее самым первым по-настоящему своим делом? Если беременность впервые позволила ей не ходить на ненавистную работу, перестать быть Золушкой в семье, обратить внимание и заботу окружающих на себя? А потом дала право сконцентрироваться на вновьприбывшем, да еще получив, может быть тоже впервые, заслуженное признание близких? И возможность рулить ими ради, конечно же, благополучия ребенка?

Понятно, сколько бонусов? Кто же от них по доброй воле откажется?

Но отказываться надо — время пришло, ребенок стал-таки более-менее самостоятельным. И внимание окружающих переключается на него. Хорошо, если мама к этому времени действительно найдет себе дело по душе. А если нет? Значит — следующего! Тем более, государственный тренд. С определенными соцпривилегиями. А не получается — значит, сконцентрируемся изо всех сил на текущем. Будем с ним неразлучны — от курсов раннего развития до похода на апелляцию при поступлении в ВУЗ.

Здорово, если на пути такой мамы встретится волшебник и внушит, что ее ребенок одаренный (вообще-то все дети одарены, но каждый — своим, не всегда родителям симпатичным — они хотят Эйнштейна, а он — Рой Джонс). Положить на него всю материнскую жизнь, развивая талант — история многих известных нам реальных персонажей. А если не встретится, то сценарий может быть другим.

Мы с такими сценариями все время сталкиваемся в профессиональной практике. Это когда мама текущие проблемы ребенка воспринимает как болезнь. А так как диагностика сейчас выше некуда, то что-нибудь найдется обязательно. И превращаясь в предмет пристального внимания и неустанных забот матери, заболевание с очень большой вероятностью становится хроническим. Ведь каждое обострение возвращает ребенка в те времена, когда он был беспомощным, целиком зависел от мамы и принадлежал только ей!

Эмоционально самое идиллическое для их отношений время. Ну как не воспользоваться такой возможностью! Ребенку — побыть маленьким, окруженным маминой заботой. Маме — окунуться в заботу, в которой она — сильная, мудрая и самая-самая любимая. И пусть ценой таких отношений является болезнь ребенка. Выгоды обоим она приносит существенные.

И именно поэтому упорно не хочет сдаваться. Даже при назначении самых новейших и технологичнейших средств лечения. Биться с такими болезнями приходится годами. Потому что не будешь же биться с мамой, для которой эта болезнь — чуть ли не единственная возможность заявить о себе и обратить на себя внимание? Или с ребенком, для которого болезнь — единственный отдых от постоянных претензий?

Вот почему у клинических психотерапевтов соматизация считается самой трудноизлечимой проблемой. Потому что она — воспитанный в детстве способ сбегать от психологических трудностей во вполне себе достойное физическое заболевание. И потому же многие больные с обидой говорят о бесчувственных медиках, отправляющих их к психотерапевту. К которому они, конечно же, не пойдут, а будут искать сердобольного доктора для пожизненного назначения им лекарств и выслушивания разнообразнейших жалоб.

А потом мы удивляемся — чего же врачи из медицины уходят?

Кому мы не сможем помочь

Мы не сможем помочь людям, которые не знают, чего они действительно хотят. До тех пор, пока мы вместе это не поймем. И если даже выяснится, что их истинное желание не совпадает с нашими дальнейшими возможностями — мы понимаем, что такое осознание желания — необходимый и наиглавнейший шаг к его исполнению. А найти ресурсы для знающего, чего он на самом деле хочет — задача уже сугубо техническая.

Конечно, могут возникнуть сомнения — зачем с этим возиться, тратить время и деньги. Лучше уж их тратить на сами желания — тем более, что желающих их удовлетворить масса. Но рано или поздно возникает ощущение — тебя разводят, от тебя скрывают, что сколько стоит и как это можно сделать самому. Или как минимум — намного проще и быстрее. Но вот как раз для этого наша помощь и существует.

Мы не сможем помочь людям, которые, задавая вопрос, сами «знают» на него ответ. Они просто не услышат, что мы им отвечаем, и, соответственно, не смогут этим воспользоваться. А, кроме того, они свяжут свой ответ с нашим и получится еще большая неразбериха, чем была до их обращения.

Мы не сможем помочь верящим всерьез в то, что все происшедшее с ними хорошее — это их собственная заслуга, а плохое — вина других. И вообще, твердая уверенность в чем бы то ни было, которая может быть хорошим инструментом в каком-либо одном деле, но совершенно бесполезным в другом, становится труднопреодолимым препятствием к новым способностям.

О, эта детская непосредственность!

Хорошо наблюдать за эмоциями ребенка, бурлящими как газировка. Движения, мимика, жесты, интонации — в них он весь, без остатка. Хохочет-заливается во весь голос. Надулся, сжал кулачки, вырывая плечо из-под отцовской руки — обиделся. Вылупив глаза и разинув рот завороженно смотрит, как фокусник достает из цилиндра зайца. И так вкусно уплетает мороженое, что лучшую рекламу выдумать трудно. А когда наэмоционируется — из пушки не разбудить.

У взрослых такое тоже наблюдается. И не обязательно под влиянием возлияния — здесь все в детство впадаем, для чего, собственно, и пьем.
А просто в повседневной жизни.

Вот стоит очередь в бистро. И ведь обязательно кто-нибудь зайдет с другой стороны узнать, что почем, а потом и заказать! Нет, даже и не специально. А так — увидел, заинтересовался, спросил, попросил.

Или пишут: доктор, нужна срочная консультация в любое удобное для вас время. Вопрос жизни и смерти. Доктор выделяет окошко в плотном графике, назначает встречу. Ответа нет. Просит перезвонить менеджера. Ему говорят: вы знаете, нам очень нужно было, когда писали, а так — время не подходит, да и смерть отменяется. Зачем же отвечать?.

Или же влетают через десять минут после начала приема и давай ругаться на охранника, что он пропуск по полчаса выписывает. Только потом, отдышавшись, вспоминают, что это повторяется с ними каждый раз. Как минимум потому, что до охраны добираются в момент, когда должны уже входить в кабинет. И обязательно вынимают бумажку с вопросами в момент, когда должны уже выходить.

Общаясь с такими людьми, обращаешь внимание на одну особенность. Рассказывая о чем-то, они делают это эмоционально, в красках, со всеми подробностями. Интересно, конечно. Иногда даже захватывающе. Говорят так складно и убедительно, что когда слушаешь — веришь. Хотя сам мог участвовать в событиях. И знать о них совсем другое. Но показать это нельзя. Тебя возьмут измором — главное, вырвать согласие в их абсолютной правоте.

Такая безапелляционность — тоже из детства. Ребенок уверен, что все видят, слышат, чувствуют то же, что и он. Если ему смешно — значит, смешно другим, если страшно — значит, другие тоже боятся. И поэтому взрослый ребенок не понимает, как это окружающим может не нравиться «нашерадио», экстремальное вождение, его религия или сексуальная ориентация. Потому он со всем этим напоказ, на полную катушку-веселитесь со мной, ловите кайф, как и я!

И как маленький ребенок тянет взрослых играть с ним в его игру, по его правилам, такой человек всячески настаивает на своем и требует подтверждения собственной правоты. Ведь в этом своем мире он герой. А остальные нет. Они всегда делают не так, соображают плохо, поступают еще хуже. Он один все это видит, знает как надо, ведет себя безупречно. Говорить что-то другое, что не вписывается в его картину мира — как объясняться с ним на урду. Он это просто не услышит. Потому что, увы, не способен поменять свое мнение. Ему и в голову не прийдет, что это мнение, а не истина в последней инстанции.

Как раз в этом и есть его главное отличие от всех подросших. В искреннем непонимании того, что люди все разные и у каждого может быть своя, не похожая на его точка зрения. Так что восторгаемся его непосредственностью — и на диалог не рассчитываем.

С одной, конечно, оговоркой. Если мы не профессионалы, а он не пришел к нам разбираться — чего это у него так жизнь складывается?

Внимание — обаяшки

Есть люди, которые вызывают симпатию всем своим видом. Всегда улыбчивы, готовы подбодрить, поддержать разговор, посочувствовать. При встрече понимаешь, как рады они тебя видеть, даже на бегу. Эти люди, конечно же, обращают на себя внимание в хмурой, озабоченной, погруженной в явно невеселые мысли толпе. Прямо-таки flowers in a dirt.

Ну и здорово, ну и замечательно, что такие люди есть. Конечно, замечательно. Только хочется предупредить: улыбнулись? И все. На большее не рассчитывайте. Просто помните — перед вами может быть обаяшка. Человек, который светит, но не греет.

Не пытайтесь завязать с ним более тесные отношения. Кроме разочарования это ни к чему не приведет. Говорю так, разбираясь с теми, кто пытался. Вроде бы что тут такого — ведь милый, симпатичный, обаятельный. Чем не друг (или не пара)? А тем, что в результате — многомесячное, а у кого и многолетнее — разочарование в себе, своей ценности, нужности, привлекательности, в конце-концов.

«Как же так? Ведь начиналось все просто замечательно! Что же такое произошло, почему мы расстались?». Неимоверно трудно потом принять себя обратно. Удивительно, что никакие самые тяжелые и даже унизительные моменты отношений не могут поколебать уверенность такого человека в хорошести обаяшки и плохости себя самого (понятно, что и к женщинам это имеет отношение — обаяшки бывают любого пола). Конечно, у потерпевшего свои особенности (о них расскажу в другое время). Но здесь все-таки нарисую портрет обаяшки, чтобы хоть кто-нибудь смог не покалечиться.

Итак. Милый, симпатичный, прямо-таки лучащийся позитивом человек. Вызывающий у вас с первых минут только радостные чувства. В общении с ним хорошо, после — светло и хочется еще. И для этого вы готовы сделать ему что-то хорошее — сувенир, внеурочное время для встречи, приоритет в продвижении по службе, да в конце-концов — уступить место в очереди! Такому официанту в ресторане или водителю такси обязательно приплатите сверху. За такого знакомого в том же ресторане захотите расплатиться. Столько позитива от него, такой мелочи не жалко! Тем более, что он быстро переходит ото всяких официозов на чисто дружескую волну. Нет, конечно же, без амикашонства. Но так, как будто вы знакомы уже тысячу лет.

И когда выясняется, что жизнь его не устелена розами, что ему очень трудно, но он все равно не унывает — начинаете относиться к нему еще лучше. И вместе с этим — жалеть, сочувствовать, соболезновать, переживать, предлагать помощь. На что он, смущенно потупившись, попросит-таки самую малость, которую вы радостно для него сделаете. А он, исполненный благодарности, скажет вам самые теплые, искренние слова, от которых станет еще теплей.

Маленький звоночек (если, конечно, прислушиваться) может прозвенеть при следующей встрече. Когда вы поинтересуетесь — как дела с той ситуацией. Обаяшка в ответ просто неопределенно пожмет плечами, переводя разговор на другую тему. Или вскользь заметит, что все разрешилось очень даже хорошо, как-то само собой. О том, сработала ли ваша помощь — ни слова. Если он просил у вас совета, то может рассказать, как ему в голову пришла замечательная идея. При этом опустив, что идея-то была вашей. Но какие все это мелочи!

Второй звоночек — это когда вы понимаете: ваше общение почему-то складывается так, что оно зависит не от ваших, а от его планов (которые, к слову, могут стремительно меняться). Вы в эти планы то попадаете, то не попадаете каким-то непостижимым поначалу образом. В последнюю перед запланированной встречей минуту вдруг выясняется, что ее не будет — он встречается с кем-то еще (понятно, ведь у обаяшки обязательно есть сто друзей). Или, наоборот, внезапно вы можете понадобится в совсем неподходящий для вас момент.

Третий звонок — если до него доходит дело — звучит тогда, когда вы что-то у него попросите. Ведь обаяшка сам, знакомясь, говорил — если что-то от него понадобится — он обязательно поможет! Такому трудно не поверить. И вот наступает момент вашей просьбы. А в ответ — очень милые, очень симпатичные извинения-отговорки, почему именно это, именно в данный момент ну просто никак не возможно! И что, конечно же, он обязательно поможет вам в следующий раз! И вы чувствуете неудобство, что зря побеспокоили хорошего человека.

Следующий — и возможно последний — звонок звучит, когда вы впервые ну никак не можете уделить ему внимание или отозваться на его просьбу — или чуть позже или не так много. Вот здесь может все проясниться: обаяние мигом превращается или в горькое разочарование (за что ты со мной так?) или — вас перестают замечать! Сразу, как выключили!

И если в первом случае вы еще можете как-то подумать: «да, виноват, огорчил хорошего человека, ну как-нибудь заглажу, чем-нибудь скомпенсирую», то во втором — совсем ничего не понятно: в начале разговора — само обаяние, в конце — полное равнодушие. При том, что на других обаяние продолжает распространяться, как и прежде.

Но от всех этих звоночков появляется смутное, а потом все более определенное чувство: с вами не общаются, вас используют. Как совершенно определенную вещь. Как зонтик, например. Если небо чистое — зонтик оставляют дома. А если вдруг дождь — срочно возвращаются как раз за ним. Ну а зимой, понятно, он пылится в чулане. За ненадобностью.

Точно так же относятся и к вам. Как к вещи, имеющей определенное назначение. И которая обязана служить обаяшке верой и правдой именно в этой своей ипостаси (зонтик — значит зонтик). Он вас совсем не забывает — только на время, когда вы не нужны (зато есть еще сто друзей, каждый со своим назначением). Ну, конечно, поздравляя с днями, чтобы напомнить о себе каким-нибудь милым и ни к чему не обязывающим образом. Это чтобы проверить, не заржавели ли спицы, не обветшало ли полотно, не сломался ли, готов ли к дальнейшей эксплуатации.

И упаси вас бог не ответить обаяшке на его искренние слова — сразу же почувствуете себя виноватым в связи с его огорчением.

Надеюсь, теперь усекли? Всегда виноваты — вы, всегда безупречен — он!

Просто обаяние — это его оружие. Или даже руль. Чтобы управлять теми, на кого это обаяние направлено. Они ведь должны от такого к себе отношения таять, располагаться, влюбляться, чувствовать благодарность. А мы с вами уже знаем, что чувствующий благодарность обязательно желает отблагодарить. Вот тут-то он и попался! Излучающий обаяние может смело (правда, делать он это будет всегда косвенно, намеками) просить, что хочет. И получать желаемое. Ведь его кредо — «Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Имеющих по сто рублей».

Некоторые могут сказать: «Что за монстр тут описан? Выходит, по-вашему, хороших людей нет, все это только «покровительственная окраска» трезвого, холодного расчета?». Ответ — хорошие люди, конечно же, есть. Но они не ставят других в такое положение. Хотя бы потому, что не считают себя вправе делать это.

А если считают — значит, обаяшки!

За что деньги уплачены?

За что вы платите специалисту? Вроде бы, ответ понятен: за помощь, за информацию, за метод, за руководство.

Но так ли все просто на самом деле?

Вот, к примеру, есть у вашего ребенка проблема. И вы по рекомендации, по рекламе, или по страховке ведете его к специалисту. Который эту проблему знает как свои шесть пальцев и готов проводить с ребенком занятия, а вам давать рекомендации на дом. Оговаривается время, периодичность, стоимость, желательные сроки. Вроде бы все решено, вперед, на проблему!

А тут подвох. Потому что каждый договорился о своем.

Специалист сказал (не все и не всегда вслух): «Я буду работать с ребенком по хорошо известной мне методике в течение … минут, … раз в неделю, объяснять Вам, что с ним происходит и как заниматься дома между встречами. Если будем это делать сообща, то высока вероятность, что проблему разрешим».

Родитель, услышав, подумал свое: «Надо будет возить ребенка на час-полтора плюс дорога в оба конца еженедельно к этому дяде (тете), и, похоже, он(а) знает, что нужно делать. Попробуем, авось и правда получится». И согласился. С этими своими мыслями.

А дальше? Возит. Присутствует. Слушает, что делать дома. Осознает, что не будет — некогда, непонятно, неинтересно. Либо забывает (а потом говорит: «Знаете, такая неделя была сложная — на работе запарка, у них в яслях министерская контрольная по матанализу, бабушка двойню родила»). Либо передоверяет самому заинтересованному члену семьи — няне.

Специалист все понимает — по текущим результатам видно. Но! Время этих занятий на полгода вперед расписано. Значит, надо продолжать, хотя бы ради коммерческого интереса (план по приему выполнить, за аренду платить, на учебу детям в ВУЗе зарабатывать. Не говоря уж о том, что не зря они корят — все в университет-академию на своих машинах, а нас мать возит, или таксист — стыдно же!). Так что занятия идут своим чередом, он их добросовестно отрабатывает, объясняет, задания дает, все остальное — не его дело.

А работа буксует — ребенок не хочет, чувствуя настрой взрослых. И те уже молча понимают, что зря все это. Но уговор есть уговор. Поэтому остается доползти как-нибудь до каких-нибудь каникул (с перерывом на очередные сопли), чтобы после отъезда на горнолыжный курорт в Гималаях окончательно пропасть.

И опять тот же вопрос — за что было заплачено? — родители обязательно зададут специалисту. Четвёртому или шестому по счету, с которым точно так же как и с предыдущими — начали за здравие, кончили за упокой.

Зададут тогда, когда поймут — поезд ушел.

Так что все-таки договариваемся по-настоящему, господа. Кто чем будет заниматься и кто за что отвечать. Хотя бы для того, чтобы за всеми этими взрослыми разговорами про ребенка не забыть. Пусть он все-таки здесь будет главным.