Понимаем ли мы, что мы говорим, когда употребляем фразу «Я принял решение»?

Ну вроде бы самое очевидное: я собираюсь сделать то-то и так-то. Чуть глубже — я собираюсь это сделать, несмотря на то, что меня отговаривают. Еще поглубже — я беру на себя ответственность за то, что из этого получится. Еще глубже — я готов отвечать не только за сам результат, но и за то, что он за собой повлечет.

А совсем глубоко — решение существовало помимо меня, помимо моего разума, мотивации, воли — и не одно, а несколько, разных, таких же помимо меня, — а я принял то из них, которое наиболее настойчиво навязывало себя, и которому я не смог не подчиниться.

И если читая это, ты испытываешь протест, то значит ты действительно был им вынужден. И гордиться тут больше нечем.

Может, это как раз и не ты протестуешь, а гордость? Которой ты так же, по своей слабости, вынужден был подчиниться?

Ну что, копаем дальше, или ты уходишь?

Казалось бы, известная и понятная вещь: если нужна скорая помощь, то для этого существует Скорая помощь.

Но, несмотря на такую понятность, ей следуют далеко не всегда и далеко не сразу. А только тогда, когда услышат по телефону от нескольких врачей подряд: вам необходимо вызывать Скорую.

Почему от нескольких? И от каких? А от тех, кому сначала обязательно надо дозвониться, наслать кучу фото миндалин, отеков, анализов. Чтобы они в них разобрались сходу (несмотря на поздний час или вообще выходной — какой такой выходной?) и сходу же сказали, что принимать, а потом еще и сами бы висели на связи — ну что, как сработало?

А нескольких — потому что как же без еще одного мнения — пусть друг друга сами на чистую воду и выводят, говоря не одно и то же. Ну а мы послушаем, да и выберем, что понравится.

Понятно, что при таком раскладе до Скорой очень и очень далеко.

И виновата ли будет она при этом, если приедет поздно?

Все мы не железные. Каждому требуется возможность опереться на другого. Именно опереться, чтобы преодолеть слабость и снова встать крепко. Чтобы уже другой в это время смог опереться на теперь стоящего.

Так и живем: то проявляем твердость, поддерживая хоть на секунду других, а потом слабеем и опираемся на тех, кого поддержали секунду назад.

Это нормально. А ненормально, когда ты слабеешь, а опереться не на кого.

Но эта ненормальность и есть нынешняя норма.

Ни одна фантазия не способна появиться на пустом месте. Она обязательно содержит в себе рациональное зерно, как бы глубоко оно не было спрятано и какой бы абсурдной сама эта фантазия не выглядела.

И если пойти за этой фантазией, не отмахиваться от нее как от чего-то ненужного, то можно это зерно углядеть.

Но сделать это можно только при одном условии: нельзя даже пытаться найти то, что уже есть, чего ожидаешь, что держишь наготове в своей коллекции «правильного», «важного», «существенного». Надо выбросить из головы все эти предвзятости и рассматривать фантазию (или как психологи назовут — идеализацию) как нечто существующее, но пока еще не воплощенное. А воплощение это начинается с подбора слов, описывающих чувства. Свои чувства ожидания, предвкушения еще несвершившегося, но уже близящегося. И сначала этот подбор носит исключительно фантастический характер, через который постепенно, как через туман, начинают проступать очертания чего-то наличного.

Тут решающим становится внимательное терпение: главное — не спугнуть проявляющееся своей же догадкой, которая опять же причисляет являющееся к уже существующему. И еще важно не начать маяться, отвлекаться от этого довольно длительного выбора слов для описания, которое осуществляется посредством их произнесения и отбрасывания как не тех, повторяющегося и напоминающего словесную жвачку. Но наградой за это терпеливое внимание становится то, что феноменологи называют «эпохэ», а буддисты «дзеном» — полная ясность — и умственная, и эмоциональноя.

Ну и что, что всего лишь на миг.
Зато еще несколько шагов можно спокойно сделать в опять сгустившемся тумане.

Всего должно быть в меру. И уверенности в своих собственных силах — тоже. Особенно при таком уже для всех привычном заболевании. Ну и что, потемпературил, а теперь температуры нет. Нет ведь уже. Ну кашель — он ведь легкий, не задыхаюсь. Значит, хватит.

Надо пить витамины, восстанавливаться, преодолевать слабость. Двигаться — движение жизнь. Ничего, что через силу, ничего, что по стенке и голова кружится — натренируемся, нечего залеживаться. Выпьем кофейку, восстановим низкие пульс и давление. Сделаем дыхательную гимнастику, прокашляемся — и под душ, пот смывать. Мед, лимон, лимонник нам в помощь — выбьем хворь, и не такие выбивали. Ведь столько дел встало, надо не раскисать. А что врачи, и так все понятно. Справимся.

Только здесь все не так. И вирус не тот. И здоровье уже тоже не то. Все, что раньше было совсем и не заметно, теперь расцветает махровым цветом. Причем, сразу, неожиданно, на ровном казалось бы месте. Перестают как часы работать почки, сердце, головной мозг. С сосудами что-то не то, с кровью тоже.

Так внезапно, что отказываешься верить — да нет, такого быть не может, я же еще пару недель назад, до того, как свалился, был как всегда — пахать на мне можно. Поэтому нельзя сдаваться, надо вопреки этой дикой слабости, этому полному отсутствию энергии двигаться, преодолевать, брать себя в руки.

И не слышишь, когда и со всех сторон, и изнутри звучит: Нельзя! Лежи, лечись, не пытайся опять все сам. Будь осторожен, доверься хотя бы своим ощущениям. Не ври себе, не беги от того, что по-настоящему происходит.

И разреши тебе помочь.