Познавая свой характер, понемногу становишься его хозяином. Без такого познания он управляет тобой, а не ты им. Стереотипы мышления, восприятия и поведения создают настолько привычное видение мира и самого себя, что принимаешь его за чистую монету, не подозревая даже, насколько оно субъективно и ограничено. Ну как если бы всю жизнь прожить в рыцарских доспехах и шлеме, никогда их не снимая. Сколько можно увидеть сквозь опущенное забрало — столько и видишь. Сколько ощущаешь, прикасаясь латной перчаткой — столько и чувствуешь. Но думаешь, что оно такое на самом деле и есть. А снимать доспехи не умеешь, да и не знаешь, что их вообще можно снять — настолько привык к тяжести, крепости и несгибаемости, к ограниченности движений и ощущений. К той привычной определенности, которая сопровождает тебя всю жизнь, к ожидаемым реакциям на тебя окружающих и своим реакциям на них. Ведь много чего смог достичь в этих доспехах, много чего получилось и получается, наверное, благодаря им.

Но вдруг, или не вдруг, что-то начинает идти не так, что-то разлаживается. Какое-то время стараешься взять это под контроль, оно вроде бы выравнивается, но потом вовсе летит в тартарары. И ты недоумеваешь: вроде бы все как и раньше, вроде бы все думаешь и делаешь верно, что до этого всегда срабатывало. Почему же перестало получаться?

С такими вопросами и приходят на консультацию. Кто-то жалуясь на несправедливость судьбы по отношению к хорошему нему. Пытаясь добиться от консультанта подтверждения своей хорошести и плохости окружающих. Требуя рецептов усмирения бунта и восстановления правопорядка в его владениях. Кто-то, сильно подозревая, что он сам тоже не ангел, пытается научиться новому, ангельскому пению, при этом не желая поднимать забрало. И недоумевает, почему выходит плохо. Кто-то требует дать наркоз, срезать доспехи, а взамен надеть более совершенные, более приемлемые в нынешней боевой обстановке. И крайне редко приходят те, кто просит помочь им снять доспехи окончательно и бесповоротно и научить жить без них.

Ведь это действительно и трудно, и больно, и страшно. Но зато другого пути, чтобы увидеть, почувствовать и понять то, что есть на самом деле, не существует. Как не существовало для первобытного человека никаких доспехов, кроме его собственных ума, чувств и сноровки. Также, как не существовало для крестьянина с Окинавы никакого оружия, кроме собственного тела да сельхозинвентаря. И ведь выстоял первый человек перед хищниками намного его сильнее, а окинавский крестьянин перед вооруженными до зубов самураями в доспехах, имеющими полное право проверять на нем остроту меча.

Так что еще раз подумайте, зачем вы идете к консультанту. И готовы ли вы действительно к новой жизни, полной опасностей и приключений. Или же вы идете к нему только за тем, чтобы делать еженедельную часовую передышку в мягком кресле, перед очередным рыцарским турниром?

Счастье — это когда ты помогаешь человеку докопаться до его истинных чувств и желаний. Увы, зачастую это становится возможным, только когда он смятен, растерян и обескуражен. Когда привычное течение его жизни вдруг обрывается порогами или вообще водопадом.

К сожалению, обычно только в такие моменты мы способны задать себе вопросы: что происходит на самом деле и что я такое делал или не делал, что со мной это случилось? Конечно, их тоже не задаем себе сразу. А начинаем с других, жалея себя и оправдываясь. Но боль и смятение от этого не проходят. И это значит, что пришло время спрашивать с себя. И тогда пороги, пусть и пугая, перестают быть абсолютной фатальностью. Ведь мы теперь не жертвы обстоятельств, которых неожиданно занесло черт его знает куда, а рафтеры, у которых и плавсредство, и весла, и спасжилет имеются. Но самое главное — голова на плечах, позволяющая понять обстановку и действовать оптимальным образом. Которая не даст в критической ситуации бахвалиться и вести себя по-идиотски. Ну и которая после преодоления порога не отключится на привале от поллитры, а все оценит и сделает окончательные оргвыводы на будущее.

В этом и счастье — наблюдать, как капризный, бестолковый, но очень собой довольный ребенок, требовательный к другим и снисходительный к себе, превращается, пусть и на короткое время, в ответственного взрослого, способного трезво взглянуть на вещи, одной из которых является он сам. Ведь именно таким способом все мы когда-то набирались ума. Далеко не сразу, оставляя по пути наломанные дрова и набивая шишки. И теперь, видя, как на губах обсыхает молоко, слыша, как детский лепет переходит в слова не мальчика, но мужа, в который раз убеждаешься: нет ничего в жизни, из чего нельзя извлечь урок. И что важно не поучать и советовать, а терпеливо ждать, что он решит задачу сам. Помогая ему осмыслять условие, формулировать вопросы, поддерживать гипотезы. Веря, что он способен ее решить, заражать его этой уверенностью. Радуясь вместе с ним и огорчаясь тоже вместе. Предполагая, что когда-нибудь и он будет способен помогать другим.

Хотя он и сейчас, обращаясь к тебе, помогает тебе же делиться опытом, делая тебя нужным и значимым. А это с годами становится лучшим подарком.

Что значит быть ребенком? Независимо от количества прожитых лет? Это значит не знать, что люди умирают. Это значит не думать, где и как заработать на жизнь себе и на помощь близким. Это значит не рассчитывать свои силы.

Если не знаешь, что люди умирают, то делаешь, что тебе хочется, будучи абсолютно уверен, что обязательно есть старшие, которые всегда помогут и защитят. Или запретят, если выходишь за рамки дозволенного. И что они все равно обязательно будут любить тебя, что бы с тобой не случилось, и чего бы ты не отчебучил.

Если не думаешь, где и как заработать, то полностью захвачен тем, что тебе интересно в данный момент: радужными переливами в луже, натекшей из-под машины, гримасами лица с чьей-то растянутой над улицей фотографии, одуванами, за ночь из
желтых цветочков ставших пушистыми белыми шариками. Обо всем остальном позаботятся старшие. Оденут потеплее или попрохладнее, накормят невкусным супом и вкусным мороженым, уложат спать и впихнут горькое лекарство, дав заесть конфетой.

Если не рассчитываешь свои силы, то можешь выкладываться на все сто, несясь за уворачивающейся кошкой. Или наматывать круги вокруг чинно идущего деда. Потому что когда рано или поздно сбавишь темп из-за заболевших ног, он обязательно закинет тебя вверх, на свои плечи. А потом посадит рядом на лавочку и скормит яблоко или грушу. И тебе ни о чем другом, кроме как о происходящем под носом, думать не надо.

Можно ли назвать это счастьем? Можно. Только с одной оговоркой: ты его так обязательно назовешь. Когда повезешь на плечах внука. Ты ведь сам это уже прожил, не зная, что оно когда-нибудь закончится. Что умрет дед, ходивший с тобой гулять, вытаскивавший из-под готовой ехать машины, переправлявший через пешеходный переход, который через несколько секунд перестанет им быть, вытиравший сопли от аллергии на всякую цветочную пыльцу, хватавший за шкирман перед оврагом, в который уже сиганула преследуемая тобой кошка, а потом уставшего, без ног, везший на себе домой кормить. Не знал, что у него самого болят ноги от фронтовых ран, что каждый шаг ему дается непросто, и что военная выправка требует усилий. Не знал, что необходимость быть с тобой не всегда была сплошным удовольствием.

Не знал. Как и не знал о том, что счастлив. А теперь знаешь, что был.
Везя на плечах внука.

Даосская притча повествует: два друга обрабатывали землю для посадки риса. Один выкопал большой слиток золота и забросил ее в кучу других камней. Те же два друга сидели в беседке и пили чай. Мимо промчался курьер со штандартом императора. Один из друзей встал и поклонился. Тогда другой сказал: Вы мне больше не друг.

Так происходит с любой социально-психологической общностью: она строится на совпадении и рушится на различии доминирующей ценности каждого ее члена. Надо понимать, что такая ценность является мотивационным ядром личности при всем многообразии других ее интересов. Наиболее очевидно противопоставление доминант власти и знания. О нем и говорится в притче: два человека на даосском пути познания, оказывается, идут по нему с разной целью.

Почему же золото — символ власти — не соблазнило стремящегося к ней? Оно было слишком доступно, а потому и непривлекательно. Значит, его мотивация — стать значительным лицом, признанным другими людьми за его собственные достоинства, а не за случайно подвернувшееся богатство. Даосский путь был средством, с помощью которого он шел к власти, пусть и над природными стихиями — даосы слыли магами и чародеями. Но такая власть все равно давала бы ему преимущество над людьми: они, при правильных обстоятельствах, сумели бы оценить его достоинства и, в конце-концов, представить императору, который может сделать его своим советником или даже — как это часто бывает в легендах — преемником. И именно ради такой цели он собирался усердно следовать Пути. Вполне возможно, даже не догадываясь об этом.

Но это видел другой. Скорее всего, видел давно и искал случая, чтобы показать ему, дать возможность задуматься и уже сознательно следовать своему внутреннему, давно сделанному, но до сих пор неосознаваемому выбору. И тут такая возможность, наконец, представилась. Все было настолько очевидно, что не потребовало никаких объяснений. Просто констатация факта, что пути у них разные, потому что разные ценности. Но, как известно, все пути ведут к одному и тому же. Главное, чтобы человек следовал своему. Для этого он должен понимать, к чему он на самом деле стремится, какова его цель, а что он использует в качестве средства. И чтобы он их не путал.

В данном случае понятно, что познание было для него средством, а целью была власть. И это совсем не плохо — власть так же нужна для общества как и знание. Плохо то, что он об этом не догадывался. И значит не шел по своему пути. Ведь смысл даосизма — следование естественности. То есть сообразование сознательных целей и внутренней сути. И говоря «Вы мне больше не друг», второй не осуждал, а показывал: все, ты теперь сам знаешь свой путь и больше не нуждаешься во внешнем проводнике.

Теперь это называется психотерапией. И в ней один должен так же терпеливо сопровождать другого, пока не представится возможность показать ему его суть, скрытую до этого момента за завесами воспитания, обучения, догм, предположений, опыта и здравого смысла. Не в этом ли смысл исцеления — сообразование цели и ценности?