Вакцина создана на основе доставщика — аденовирусного вектора.

Представьте почтальона, который везет вам посылку. Почтальон это не абы кто, а специально отбираемый с конца 70-х профессионал, которого полностью лишили возможности например захватить вашу квартиру, сломать там что-нибудь, привести и поселить родню, попадать в другие квартиры дома и пр. Так вот, вы этого почтальона в квартиру с посылкой не пускаете, вы забираете её у него снизу, в подъезде.

У разных людей подъезды разные, у кого-то злой консъерж, который вообще может не пустить почтальона, если уже видел его раньше, у кого-то консъерж, который при встрече с почтальоном поворчит, но позволит подождать вас, пока вы спуститесь. У кого-то вообще нет консъержа, но почтальон все равно сам никуда не полезет. Вы берете у почтальона посылку.

Чтобы получить нужный вам предмет, вам нужно эту посылку открыть. Так вот, посылка это генетический код, когда вы его раскрываете, получаете конечный предмет — S-белок коронавирусный.

В посылке нет ни убитого, ни живого коронавируса, там есть лишь шип с его короны, закодированный в виде посылки. Вы получаете посылку и начинаете на неё воспроизводить ответ — антитела. Печатаете фотографии коронавирусного S-белка и обклеиваете ими подъезд, рассказываете консъержу и другим жильцам, что по этому фото вы определите, что к вам пришёл сам злой вирус и его нельзя пускать в дом.

Для того, чтобы почтальон точно доставил посылку вам в руки, прививка содержит два разных типа специально отобранных почтальонов — 26 типа и 5 типа аденовирусных вектора. Не сможет достучаться первый, обязательно сможет второй.

Даже если фотографий будет мало, все равно, если даже коронавирус прорвется в подъезд, его будут поджидать в ранние сроки собравшиеся жильцы-активисты, которые выгонят его.

Интуиция — это не только внутренний голос. Это нарастающее чувство тревоги (в первую очередь), неопределенное, поэтому неприятное. Но ему надо сначала позволить разрастись, не пытаясь найти какое-то обьяснение, дающее возможность разрядить его действием — в таком случае оно и останется неопределенным. Но если не пытаться, то оно само начнет определяться посредством пралогических — кинестетических форм (поза, жест, пантомима, мимика), которые и подскажут, что эта тревога означает.

Мы потеряли доступ к пралогике, пытаясь сразу определить тревогу вербально и встроить ее в логическую схему деятельности. А такая деятельность выгодна всем, кроме себя самого — я действую, как привык, как ожидают, как полезно. А что я в этой тревоге хочу на самом деле — мне знать не положено.

Хотя неоднократно уже получалось — человек, осознавая таким манером свое истинное хотение, с удивлением обнаруживал, что оно, это хотение — про то же, что он делал. Ну и делает дальше. Только теперь без тоски, без скуки, без маеты и грусти по чему-то еще.

Привычка логически мыслить имеет одно не совсем приятное свойство: оно исключает из сферы восприятия все, что нелогично, иррационально. Этакое прокрустово ложе. Но нелогичное иррациональное вообще-то тоже имеет свою логику. Только для того, чтобы ее понять, необходимо на время отложить в сторону логическое мышление и попробовать почувствовать.

Это, конечно, не самое спокойное — оказаться посреди океана разнообразных и разноречивых чувств, от которых защищают крепкие борта логики. Проще оставаться за ними, пытаясь разобраться в ошибочности своих логических построений — разобрать их и построить заново. Из того же самого. Ну и получится то же самое.

А чувства — это как раз недостающие элементы логических построений. Но они же за пределами логики, они ведь в нее не вписываются, мешают, отвлекают от модели для сборки, затуманивают рассудок. Так зачем же они?

Затем, чтобы затуманивать и отвлекать. Потому что без этих отвлечений сконцентрированность на логическом построении не дает усмотреть ошибку. А затуманивание — это как в живописи — закопался в деталях — отойди на шаг, посмотри на целое. Чувства как раз необходимы, чтобы увидеть нагромождение логических деталей, делающих логическое мышление неповоротливым и не успевающим за изменениями течения жизни.

Известно: нет людей неверующих. Даже не верящие в бога верят, что его нет. Но кроме того, они верят не только в отсутствие бога, но и в наличие: эволюции, прогресса, развития, большого взрыва — да мало ли чего еще.

То есть вера — это несомненное свойство каждого. А во что каждый верит — это уже совершенно индивидуально.

Но в основе любой веры каждого есть то, что общее у всех: вера в то, что именно я — пуп земли. И я всегда и во всем прав. Все, что я думаю, говорю, делаю — это всегда гениально, шедеврально, умно, замечательно. Даже если другим это не нравится — ну потому, что они идиоты и им не понять.

И вот семь с половиной миллиардов правых, каждый по -своему, как-то умудряются сосуществовать. Не впрямую убивая несогласных (хотя, если совсем руки чешутся, всегда есть, где развернуться). А просто — плюя на всех, кроме себя самого.

И теперешнее — то, что взяли и обозвали никого не испугавшим словом «пандемия» — лучшее тому доказательство.

Уважение — это сказка. А быль — боится — значит, уважает. Ну а к боится обязательно приклеено ненавидит. И такое уважение рано или поздно найдет, в какое место уязвить уважаемого. Поэтому тому, кто вызывает страх и ненависть (то бишь, уважение), просто необходимо следить за тем, чтобы не давать себе хоть легкую, но слабину, куда уважающие тут же впрыснут свой яд, который у них всегда наготове.

Ведь недаром и увага — внимание, и важный — значительный, имеющий вес — они про мое отношение — я не могу не быть внимательным, не могу не замечать, я должен быть собранным, напряженным, настороже. Но такое состояние необходимо в опасности, при угрозе моему существованию. Значит, во время страха. А источник страха — потенциальной смерти — необходимо уничтожить, чтобы продолжать жить.

Можно отойти на относительно безопасную дистанцию — чтобы обязательно увидеть, когда уважаемый вздумает приближаться. Можно обмануть себя — но не его — убежав подальше, чтобы он стал незаметен — с глаз долой — с сердца вон (вот тогда-то он обойдет незаметно и отобедает). Но надежнее всего улучить момент и оглушить уважаемого самому — ведь только тогда источник страха действительно исчезнет.

Этот источник. С другими все точно так же: имеешь их в виду, подавляя желание убить — и их, и страх. А такое подавление — это накапливание ненависти. Необходимое, чтобы сделать это обязательно в удобный момент.

Вот такой пердимонокль. И не надо никого обманывать красивыми оборотами речи. Хотя они как раз для этого и изобретены. А по-настоящему уважаемый словам не верит. Потому что страх и ненависть — это не слова, а чувства, испытываемые всем существом. Им, кстати, не меньше. А наверняка даже больше, чем другим.