Уважение — это сказка. А быль — боится — значит, уважает. Ну а к боится обязательно приклеено ненавидит. И такое уважение рано или поздно найдет, в какое место уязвить уважаемого. Поэтому тому, кто вызывает страх и ненависть (то бишь, уважение), просто необходимо следить за тем, чтобы не давать себе хоть легкую, но слабину, куда уважающие тут же впрыснут свой яд, который у них всегда наготове.

Ведь недаром и увага — внимание, и важный — значительный, имеющий вес — они про мое отношение — я не могу не быть внимательным, не могу не замечать, я должен быть собранным, напряженным, настороже. Но такое состояние необходимо в опасности, при угрозе моему существованию. Значит, во время страха. А источник страха — потенциальной смерти — необходимо уничтожить, чтобы продолжать жить.

Можно отойти на относительно безопасную дистанцию — чтобы обязательно увидеть, когда уважаемый вздумает приближаться. Можно обмануть себя — но не его — убежав подальше, чтобы он стал незаметен — с глаз долой — с сердца вон (вот тогда-то он обойдет незаметно и отобедает). Но надежнее всего улучить момент и оглушить уважаемого самому — ведь только тогда источник страха действительно исчезнет.

Этот источник. С другими все точно так же: имеешь их в виду, подавляя желание убить — и их, и страх. А такое подавление — это накапливание ненависти. Необходимое, чтобы сделать это обязательно в удобный момент.

Вот такой пердимонокль. И не надо никого обманывать красивыми оборотами речи. Хотя они как раз для этого и изобретены. А по-настоящему уважаемый словам не верит. Потому что страх и ненависть — это не слова, а чувства, испытываемые всем существом. Им, кстати, не меньше. А наверняка даже больше, чем другим.

Или ему требуется лишь кто-то, кто будет хоть как-то реагировать на его присутствие? Тогда никакой разницы между психотерапевтом и корги, валяющимся под боком на диване, нет. Корги даже более профессионален — молчит, разрешает себя гладить, не лезет со своими умопостроениями. И всегда под рукой — когда нужен, а не когда пипикнет напоминалка о визите.

Читать можно по-разному. Кто-то читает, чтобы ознакомиться и быть в тренде. Кто-то — чтобы получить информацию. Кто-то — чтобы нырнуть с головой в несвою жизнь, вынырнув хоть на время из собственной.

И все эти чтения предполагают, что по прочтении читавший об этом хоть с кем-то поделится.

И тут тоже по-разному: для блистания эрудицией, для поделиться интересным с другом, для обсуждения в конце-концов.

И это, пожалуй, самое важное. Даже не обсуждение как таковое, а наличие того, перед кем можно высказать свое мнение о прочитанном без страха быть осмеянным, оспоренным, обезразличенным.

Ведь если книга цепляет, то цепляет она за что-то глубокое, что даже и не в книге, а в самом читающем. Ведь зацепить может не обязательно признанная классика, но также и мягкообложечное бульварное чтиво, и комикс. Цепляют, потому что есть, за что цеплять.

Так что не надо отмахиваться от ребенка, с жаром рассказывающего про мангу или марвеловские миры. То, что его захватило — в нем самом. А мы можем — если, конечно, нам интересно — понять, что же в нем такое есть, что откликнулось на казалось бы поверхностный сюжетец.

Поймем, наверное. Если у нас самих осталось, за что цеплять.

Не существует универсальных направлений психотерапии. Как и не может существовать людей, полностью подпадающих под описание этих направлений. Существует только одно правило: чем больше человек соответствует какому-то психологическому «портрету», тем более он нездоров.И наоборот: если он, практически уже понятный и понятый, вдруг разворачивается еще какой-то, совершенно «нелогичной» стороной, то это значит, что он не просто более здоров. Это еще значит, что не очень-то здоров его консультант, если он вместо облегчения и радости на такой поворот событий чувствует разочарование и растерянность. Продолжая упорно настаивать на абсолютной правильности и объективной универсальности своей профессиональной позиции. Может, ему самому пора на терапию? Но только не у коллеги по цеху, а у психотерапевта совсем отличного от его направления? Ведь такая однонаправленность сама по себе есть разновидность невротической защиты. А как невротик, отказывающийся понимать, что он таковой, может помочь другому? Который и пришел, потому что хотя бы признался себе в этом?

Что есть исцеление? Это что, приведение в порядок того, что стучало, бренчало, отваливалось?

Для того, чтобы как новенький, опять делать то же, что делал до того, как начал рассыпаться? Или еще больше, лучше, качественнее, результативнее?

Или же исцеление — это в первую очередь понимание того, что хватит? По прежнему, по проторенному, по вполне уже состоявшемуся? И рассыпание — это не просто команда сбавить обороты?

А может быть это — единственный момент, когда еще получится охватить взглядом происходящее, производимое и произведенное, успеть передать эстафету идущим следом, попрощаться со всеми по-человечески?

И остаться среди них, но не тем, кем мнил себя ранее, а просто тем, кто понимает и принимает.