Если отбросить медицинские причины, то потому, что берет пример с родителей. 

Вопрос: много ли мы беседуем дома? 
Ответ: наевшись разговорами за день, вечером стараемся рот раскрывать как можно реже. Ну не совсем молчим, но или: «как дела?»-«норм», или: «есть будешь?»-«угу». Нет, конечно же, выслушаем половину, если припекло, вставляя те же «угу». А потом — комп, ящик, сон. 
И за выходные надо успеть прийти в себя от рабочих переговоров. 

Ухватили? Зачем ребенку начинать говорить, если он с рождения видит: все друг с другом разговаривают по необходимости, без интереса, каждый при этом занят своим? Нет диалогов, есть в лучшем случае один говорящий? Нам, может, этого хватает, а ребенку без интереса никуда. Вот и направляет его на гаджеты — он же видит, как мы оживляемся, зависая в них. Смотрит, как чертыхаемся, строим зверские рожи экрану и елозим мышкой, проходя сетевой шутер. Или меняемся в лице, читая пост на Втвитбуке и отчаянно молотим по клавиатуре с паузами до нового сообщения. Или выдаем всю гамму эмоций мобильнику. 

Ребенок при этом понимает только одно — нам интересно там. И так себе здесь. Ну и делает правильный вывод: зачем говорить, когда окружающие говорят не между собой, а с пустотой. 
И поэтому сам начинает значительно позже, чем по срокам положено. А мы его — к невропатологам и логопедам. 

Не надейтесь — ребенку речевую среду таблетками и занятиями не заменить. Учитесь заново дома разговаривать. И тогда ему обязательно захочется встрять и сказать свое веское слово.