День медицинского работника

Или «день медика».
Почему про него зачастую не знают те, кто с медициной никак не связан?
Потому, что это профессиональный праздник, его отмечают имеющие к медицине отношение.
Те, кто с медициной еще не соприкасался, или уже перестал– счастливые люди, не правда ли?
Казалось бы, всё логично: если что-то существует параллельно с твоей жизнью и настолько отлажено, что даже может быть не заметно – какой резон помнить о подобных днях и датах?
День учителя – тут всё ясно: первое сентября, массовый приток людей в обучательную среду, хочешь – не хочешь – а всё равно дату помнишь — мы все учились понемногу.
23 февраля и 8 марта – тут тоже более-менее понятно: все мы поделены на М и Ж, ну и как же не поздравить человека с его половой принадлежностью?

Ну а день космонавтики? Или МЧС? А день врача? А день защиты детей? И день повара? День милиции (полиции)?
Ну вот кому это надо, тот пусть и помнит. Нас ведь это не касается, мы же не повара, не врачи и не космонавты. И тем более не полиция! Это они там чем-то своим занимаются, а мы пользуемся результатом их трудов. Пока нас это не касается лично. А даже если касается – зачем нам понимать, как оно там все устроено — в пожарке, больнице, милиции, на кухне ресторана, в соцзащите, на космодроме?
Нам про них должны рассказывать и кино показывать (причем, интереснее, чем в нетфликсе), а сами мы их помнить не должны. Живём и живём, не дай бог с ними контактировать напрямую, максимум – с результатами их труда. Зачем нужен космонавт? Фотки, видео и голос через комлинк, красивые старты, отчеты, костюмы, тюбики с едой, невесомость.
Врач? Белый халат, что-то сложное, потом все здоровы и живут как обычно. Или нет, всё плохо, никак не можешь влиять, халаты одинаковые, непонятно с кем разговаривать, что делать.. Но кто я такой, думать об этом заранее?
Защита детей? Вообще непонятно, раз работают хорошо – дети защищены. Наверное так, иначе зачем это всё?
Повар? Я хочу вот это заказать в меню, затем это ем. Что, из чего, как? Не моё дело.
Полиция? Да я вообще не желаю их видеть, если работают – значит я их и вспоминать не обязан.
В результате мы составляем общество потребления (и производства) сервисов, в котором практически никто не хочет знать, как эти сервисы устроены (про свой знаю, мой самый важный, а что мне до других?). При этом — вот ведь какой парадокс! — чем лучше сервисы работают, тем меньше они для нас видны. А вот когда они становятся для нас заметны — это значит, они же плохо и работают. Поэтому и поздравлять с их профессиональными праздниками нам незачем. И благодарить тоже не за что. Тем более — уважать.
Вот так и живем — каждый сам по себе. И потому в профессиональные праздники поздравления мы получаем только от собратьев по цеху.

Проанализировали несколько источников — про СВО, про COVID-19, про санкции и ещё несколько.
Три четверти «обсуждений» занимают сообщения людей, не владеющих никакой (никакой) оперативной информацией, которые пытаются анализировать текущую ситуацию исходя не из собственных знаний, умений и навыков, а из шкалы тревожности.

Больше тревожности, больше общего уровня образования и (возможно) достижений — больше псевдообоснованных «предположений», больше всего, естественно, панического характера, завуалированного в «негативную оценку» или «разбора провалов».

С точки зрения практикующих специалистов, в том числе нашего скромного мнения, это абсолютно разные процессы — фактология, «объективный анализ вне знания деталей» и «эмоциональные варианты решения вопросов».

Если те, кто желает в вышеупомянутые сообщества срочно писать нужную (выстраданную, накопленную, нестерпимую) информацию, будут анализировать её через призму собственных (вполне нормальных и обоснованных) страхов — считаю, конструктива прибавится.

Рождается ребёнок, у него два физиологических подхода к жизни: есть и извергать. Ещё есть плач как способ привлечения к себе внимания.

По мере роста и развития происходит увеличение и усложнение ответных реакций на внешние и внутренние процессы. Так, плач может быть заменён на кряхтение, визуальные, аудиальные и обонятельные ощущения могут вызвать экспрессию в виде улыбки, гуления, распознавания — свой/чужой, нравится/не нравится. Тем не менее, основная привязанность остается к донору еды и тактильных ощущений (традиционно — это мать). Грудничок не может (не имеет возможности) сомневаться в абсолютном источнике еды и заботы — то есть, в своей безопасности. Для грудничка безопасность — это и есть еда, а процесс насыщения — это пока весь его мир, время бодрствования. Источник еды — это продолжение грудничка, иного он воспринимать и не может. Таким образом, тревожность и её снижение зависят от внешних сил, которые грудничок полностью ассоциирует с собой. Проголодался — закричал — наелся — успокоился.

С развитием систем восприятия (мы их называем сенсорными) — зрение, обоняние, осязание, слух — эмоциональные реакции окружающих начинают различаться и копироваться. Ребенок при этом учится испытывать целую палитру эмоций. Таким образом формируется важнейший компонент всей последующей жизни: эмоционально-чувственное восприятие. Сейчас модно об этом говорить как об «эмоциональном интеллекте», на наш взгляд — это лишь клише в попытках описать разные модели уже у сформированных, взрослых людей. А у детей период до трехлетнего возраста является сенситивным — наиболее благоприятным — для формирования эмоций.

И затем происходит «надстройка» абстрактно-логического восприятия и реагирования. Тут всё гораздо, гораздо сложнее — ты должен выучить ярлычки, наименования объектов, проявлений, взаимодействий, чтобы в будущем самостоятельно использовать их, как картотеку. Что-то увидел, что-то произошло — ага, я знаю, как это называется, и я знаю, как на это реагировать, так как происходящее (увиденное, сказанное, почувствованное) обязательно должно быть уложено в картотеку собственного восприятия, этому необходимо присвоить ярлык (полезно, вредно, опасно, безопасно, красиво, уродливо).

При адекватном, гармоничном развитии все эти три фазы последовательны, поэтому ощущение безопасности (первичное) подтверждается эмоционально-чувственным (нравится или не нравится, вызывает радость или интерес, либо страх или обиду) и описывается абстрактно-логическим (полезно, применимо, вредно, опасно). Основная проблема, которая на сегодняшний день уже стала нормой — выпадение второго звена, то есть, эмоционально-чувственного восприятия.

Одной из основных причин подобного «выпадения» целого этапа естественного развития является сверхраннее обучение ребёнка, ориентация на как можно более детальное восприятие абстрактно-логического, как структуры «успешности» в современном обществе (очень страшно, что ребёнок не сможет конкурировать в будущем на современной арене событий).

На бытовом уровне это, в первую очередь, ранняя активация движения (нужно стимулировать прямохождение в возрасте 8-9 месяцев вместо совместной игры на «половом» уровне, чтобы подольше сохранить ползание, развить координацию и массу мышц спины для дальнейшей стабилизации вертикального прямохождения), вокабулярия — изучение зарубежных языков на фоне того, что ещё не сформирована база внутреннего языка с его семантикой и эмоционально-чувственным восприятием слов (что такое — любовь, уважение, обида, досада, сочувствие), а не просто, как ярлыков-наименований, из которых приходится выбирать, как из колоды карт, подмена непосредственного контакта с игрушками и с живыми компаньонами по игре виртуальными образами — плоскостью планшета или телефона, где реакция на взаимодействие зависит не от совершённых действий (вылепил, напачкал, собрал, нашёл), а от скольжения пальцем по стеклу с необычайно яркими картинами (в той же плоскости).

Таким образом, задавая вопрос: как ты к этому относишься? ,получаем ответ: ну, наверное, это правильно (неправильно). Переработка происходит исключительно на базовом уровне опасно/безопасно (лежу спокойно или ору от страха), а далее идёт оценочное восприятие — сколько баллов мне это принесёт (или заберёт), насколько это прогнозируемо, как я могу этим воспользоваться.

Зачем нам нужно об этом думать? Затем, что существует целый пласт общества, конвертирующий первичную потребность в безопасности в абстрактно-логические концепции «полезно» или «вредно». Сформированные без аутентичного, внутреннего эмоционального переживания («я не знаю, что я чувствую» или «я ничего не чувствую»). А ведь силы, потенции для каких-либо действий, обретаются именно через чувственное восприятие. Я буду делать это, потому что мне нравится, а не потому, что это выгодно.

В опасной ситуации каждый организм может реагировать двумя противоположными способами. Они определены генетически, как варианты реализации врожденных особенностей неврологической регуляции жизнедеятельности и поведенческих реакций. Это я так абракадабру одним предложением написал, чтобы за умного сойти.

Первый вариант — «бей/беги» — или симпатический тип реагирования. К коже лица приливает кровь, стучит в висках, возникает психоневрологическая расторможенность, хочется кричать и драться, найти виновных, сделать уже хоть что-нибудь: надпочечники бешено выбрасывают в системный кровоток катехоламины — адреналин и не только, учащается пульс, повышается артериальное давление, активизируется работа поперечно-полосатых мышц — опорно-двигательного тракта, сердца. При этом тормозится работа желудочно-кишечного тракта, все резервные системы брошены на фронт: мозги, сердце и мышцы. Ничего не слышу, зрение сужается до узкого коридора, снижается восприятие боли, держите меня семеро, трое не удержат.

Второй вариант — «прикинуться ветошью» — или парасимпатический тип. Нервная система даёт отмашку на safe mode, command promt only. Человек в ступоре, блокируется работа скелетных мышц, натурально сковывая движения или зациклив их на вариант наименьших затрат, выключается мимика и изменяется тон речи, голос. Подкашиваются колени, голова вжимается в плечи, бледная кожа, холодный пот, сердце уходит в пятки, тошнит и хочется сходить под себя одновременно, зажать уши и закрыть глаза, обостряется восприятие, слышен каждый вздох и удар сердца, «лишь бы прошли мимо и не заметили меня, свернувшегося калачиком под кроватью».

Оба этих типа нервно-рефлекторного и поведенческого реагирования имеют право на жизнь, иначе не были бы так широко представлены. Первый тип позволяет использовать недюжинные резервы — как разрывают путы и раскидывают амбалов-санитаров, или перепрыгивают расщелины, выносят на пожаре скарб трёхкратного от своего собственного веса. При этом, естественно, многократно повышая шансы просто взять и умереть от неадекватных действий, потому что «надо же что-то делать!» и срочно метнуться туда, потом туда и туда, надо купить три телевизора, а мало ли что. А потом почему-то авария, или поскользнулся на сухом и получил перелом основания черепа, ну или вступил в перепалку, а оказалось — с владельцем монтировки, травматики, пояса по карате. Или же — от инфаркта — инсульта на пике самовзвинчивания.

Вторые, наоборот, берегут ресурсы, пережидают, чтобы повысить свои шансы на выживание, когда пройдёт волна, а на фоне происходящего пылесосят информацию, чтобы понять, куда ветер дует и как нужно соответствовать, чтобы тебя не заметили, не раскусили и не прибили.

Оба этих типа реагирования невозможно преодолеть «силой воли», поскольку они являются врождёнными, нравится вам это или нет.

Та самая «сила воли» — это привычное ощущение своих собственных уникальных особенностей и понимание, что это часть тебя, тебе с этим жить, не стоит это игнорировать, а нужно учиться принимать это за неотъемлемую часть себя.

Стойкость духа и сила воли — это принятие в себе генетики и сохранение сознания, тренируемое длительно в мирных условиях или путем экстренной переподготовки. Основной смысл — в условиях пресса (стресса) я продолжаю выполнять то, что знаю, умею и приношу пользу, как профессионал.

Даже если хочется всех мочить или убежать, или хочется замереть и заснуть, или спрятаться и заткнуть уши и закрыть глаза.