Очень тяжело осознавать:
ты не хуже и не лучше, чем другие. Такой же банальный и серый. Такой же ненормальный и недалекий. То есть — самый обыкновенный.

При этом все время считавший (да и продолжающий считать), что уникален во всех своих проявлениях: уж если мысль, то гениальная, уж если ошибка, то смертельная, уж если вина, то расстрельная. Сама идея, что и мысли простенькие, и ошибки исправимые не исключительно ценой подвига, и вина вовсе не твоя, приводит в уныние: а жить-то тогда зачем? Ведь действительно зачем, если твое исчезновение просто-напросто освободит занятое тобой место. А может еще проще — на него и сейчас никто не претендует. И если займет — даже не узнает, чье оно было. Ну хорошо, поплачут о тебе близкие. Но ведь не вечно же. Да и о тебе ли? Или о себе, лишившихся в твоем лице всяких маленьких удобств?

Идея, ставящая просто в тупик. Что же, вечный стыд или вина столько времени были напрасны? И они — всего лишь еще один способ почувствовать свою значимость и уникальность? Как будто и впрямь кому-то есть дело до твоих качеств, кто-то считает тебя злодеем, но верит, что ты в действительности хороший и судит, чтобы эта хорошесть наконец-то проявилась по полной? Или что твои заблуждения, которые привели к теперешним катастрофическим последствиям, заметны кому-нибудь еще, кроме тебя самого? Или значимы для чего-то? Неужели все не так?

Это как две доски, сделанные на одном станке. Одна получается похуже, другая — получше. Одну используют в доме, другую — в уличном туалете. Сгниют обе практически одновременно. Ну может с интервалом в каких-то пару лет, или десятков — все равно сгниют и их выкинут. Как и весь остальной дом. Для возведения такой же грандиозной времянки. Ну и что, кривоватость одной доски принципиальнее, чем ровность другой? Дает ли это основание ровной гордиться, а кривой стыдиться?

Так что мораль все та же: не выеживайся. Причем, никак. И ни в чем. Живи, сколько получается, делай, что выходит, развлекайся, как умеешь. Смысл твоей жизни простой — ты капля в океане биомассы, непонятно зачем существующей. И просто миллисекундно выскочил из отмирающего предшественника и отпочковал последователя на следующую миллисекунду. А уж что это за биомасса, вообще неизвестно — может, плесени на сыре, может, грибка на ногте, может, налета в унитазе. По-научному это биопленкой называется. Видишь, снова нашел способ выделиться — опять слишком уж солидно. А дерьмо — оно и есть дерьмо, как ты его по-умному не называй.

Выходит, что любой страх — он тоже из разряда высочайшего мнения о себе. Страшно браться за дело, потому что можно почувствовать себя неумелым. Ведь если такое чувство появляется, то оно грандиозным образом размазывает тебя в полное ничтожество. А то, что двоечник и отличник — это, по сути, одно и то же, а по большому счету все, в чем ты живешь и что делаешь — это на тройку, и чем тверже тройка, тем лучше — пролетает мимо сознания и чувств. Ведь жить на тройку убого, лучше уж быть двоечником — уникальным магиналом. Или сразу же в отличники. Поэтому и страшно: на тройку делать не хочу, это ниже моего достоинства, на пятерку из кожи лезть тоже не хочу. Лучше не делать совсем. А для этого — бояться начинать. И скрываться за модным спецназванием «прокрастинация».

Смерти бояться — знать, что она станет невосполнимой утратой. Болезни бояться — знать, что она будет особенной, не как у всех, а обязательно с тяжелыми последствиями, разрушающими все сверхважные планы и грандиозные перспективы. Безденежья бояться — знать, что не вынесешь страданий, отказывая себе в утренней спарже с яйцом-пашот.
Измены бояться — знать, что ты всегда готов, сексуален, привлекателен, неутомим, надежен.
Старости бояться — знать, что ты навечно останешься таким же трезвомыслящим и будешь с ужасом наблюдать, как сузился твой мир и ты влачишь жалкое существование в маразме.
Безумия бояться — знать, что ты либо единственно здоровый среди олигофренов, психопатов, шизофреников, либо что ты еще более больной, чем они.

И вообще невыносима мысль: у всех все точно так же, а ты неотличим от них ни на йоту. Она разрушает твое Я. А может, ну его?