Архив рубрики: Взрослым о детях

И взрослым детям о них же

Выбор без выбора

Виртуальная реальность — удобная вещь во многих отношениях. Плюсы ее развития настолько очевидны, что говорить о них не имеет смысла.

И о минусах сказано более, чем достаточно. Поэтому о них мы тоже не будем. 

А попробуем поразмышлять, что происходит с человеком, когда он с виртуальной реальностью взаимодействует. 

Начнем с того, что в физической реальности для получения необходимого результата  требуется намного более значительное физическое усилие. А на экране компьютера все изменения происходят от минимального движения руки. Легкое пошевеливание мышкой ведет к глобальным последствиям. Особенно в играх. Таким пошевеливанием можно расстреливать толпы врагов, управлять звездолетом, выигрывать в покер. Или пролистывать десятки сайтов. 

Часами не меняя положения тела.

В физической реальности активность восприятия проявляется в движении по направлению к изучаемому объекту. А в виртуальной объект сам движется к наблюдателю, послушно следуя легкому движению его ладони на мышке. И активность восприятия резко снижается. Увеличивая нагрузку на зрительный анализатор, который становится единственным «поводырем» и «командиром» для действий руки на мышке.  Ведь в физической реальности в достижении объекта восприятия участвует все тело — надо оглядеться, дотянуться, взять. Или увернуться и отбить. А в виртуальном восприятии  системы передвижения практически не задействованы. Прислушиваться тоже не обязательно – уровень звука быстро регулируется. А движение тела может даже мешать — все реакции сосредоточены в кисти и пальцах, орудующих мышкой.  

Ну и ко всему прочему, то, чего достигли, всегда остается в компьютере. А никак не вовне.

Можно, конечно, вывести результат на печать. Сейчас даже уже в объеме, запрограммировав 3D принтер на какую-нибудь вещь. Но ведь тело в изготовлении этой вещи участия не принимало. Ограничиваясь опять пальцами и глазами. 

А телу это участие просто жизненно необходимо. Оно само запрограммировано на действие в физической реальности. Еще с тех времен, когда добывало пропитание, боролось с врагами и стихиями. При этом ни капли не изменившись. Имея все тот же набор костей, мышц, органов, гормонов. Который в современную эпоху становится все менее и менее востребованным.

Осмелюсь предположить, что это может быть одной из причин значительного распространения психических отклонений в современной человеческой популяции. И для разъяснения своего предположения вынужден встать за кафедру и прочитать пусть популярную, но лекцию. 

Уважаемые родители! 
Невостребованность активного движения с раннего детства влияет на темпы, закономерности и характеристики развития мозговых структур, ответственных за прием и переработку информации, регуляцию и контроль деятельности. Если по естественной логике развития в физической реальности на первых этапах преобладает двигательный анализатор, координируя и модулируя зрительные и слуховые ощущения в процессе материальных действий с предметами как ведущего способа познания, то теперь его роль снижается. Доля непосредственного, чувственного соприкосновения с предметным миром становится меньше, уступая место контакту с мобильными средствами. Эти средства предоставляют ребенку интерактивную среду, которая подменяет живое общение, фокусируя сенсомоторику на взаимодействие с экраном планшета.

Ранняя ориентация чувственного познания на виртуальные стимулы, которые дают быстрый и более значительный по объему информации отклик, чем если бы ребенок получил, используя всю свою систему восприятия при взаимодействии с материальными объектами, модифицирует развитие сенсомоторного аппарата и нервной системы как его центрального звена. Формирование нейрональных сетей происходит в суженном диапазоне собственной активности организма, по сравнению с объемом и разнообразием двигательных программ, которые требуются в логике естественного развития.

Эта разница настолько принципиальна и очевидна, что можно предположить две стратегии раннего психомоторного развития – естественную и виртуальную.

В первом случае развитие протекает в материальном, предметном пространственно-временном континууме, в котором находится и сенсомоторный аппарат ребенка (являясь таким же материальным предметом, изучаемым и осваиваемым в процессе непосредственного пребывания и действования с внешними относительно ребенка объектами). Во втором случае развитие происходит в виртуальном континууме, в который сенсомоторный аппарат не может проникнуть и действовать, кроме как путем соприкосновения пальцев рук с сенсорным экраном.

Иными словами, в естественной среде восприятия ребенок находится полностью, всем своим телом, используя и формируя его как инструмент познания. Это позволяет в процессе чувственного познания объектов физического мира овладевать собственным телом, развивая самоконтроль и регуляцию в целенаправленной манипуляторной активности. Тело становится познаваемым инструментом предметной деятельности, предоставляя ребенку всю гамму экстеро- и проприоцептивных ощущений, складывающихся в процессе познания материального мира в сенсомоторные схемы и в конечном счете – в образ физического Я.

В виртуальной среде восприятия тело ребенка отсутствует. Непосредственное чувственное познание во взаимодействии с виртуальной реальностью не требуется и формирование разнообразных двигательных паттернов не происходит. Это не может не влиять и на развитие образа физического Я, который, как известно, является устойчивой, формирующейся на ранних этапах развития из биологической схемы тела основой целостного образа Я.

Посредством образа физического Я человек всегда находится во взаимодействии с материальным миром, используя этот образ как эталон оперативной проверки реальности (в первую очередь — адекватности своих действий). И чем этот образ дифференцированнее и устойчивее, тем более дифференцирована и стабильна картина окружающего мира и самого себя как его части. Слабость, неустойчивость образа Я ведет к такой же слабой и неустойчивой картине окружающего мира, т.к. текущая проверка реальности не имеет опоры на стабильный сенсомоторный эталон. Поэтому индивид с недостаточно развитым образом физического Я более значительно зависим от внешних условий, стабилизирующих его отношения с окружающим миром и намного сильнее подвержен распаду этого образа при изменении привычного жизненного уклада. А так как образ физического Я является основой других уровней личности — Я социального и Я концептуального, — то в ситуации дистресса значительно возрастает вероятность искажений всей Я-концепции с сопутствующими им патопсихологическими реакциями.

Видите, как я использую психологическую защиту — интеллектуализацию? Наверное, чтобы самому не так пугаться картины, которую тут рисую. Тем более, что никаких рецептов на дежурный вопрос: «А что же с этим поделать?» дать не могу. 

Кроме, наверное, единственного. Как бы ни было тяжело, лениво и неинтересно, любую свободную минуту посвящайте живому общению с ребенком. Не обучению, не разговорам, не совместному просмотру мультиков. А возне, тисканью, беготне наперегонки, лыжам, велосипедам, роликам. Мытью посуды, лепке, рисованию пальцами, подыгрыванию на кастрюлях и барабанах любимым мелодиям. Подпеванию им же. 

И не говорите мне, что вы пробовали, а он не хочет. Быть такого не может. Вам самим не хочется, вот и он ни в какую. Разве ему интересно, если вам бы поскорее к мониторам припасть?

Так что захотите, пожалуйста. Других рецептов нет и не будет. 

О родительской любви

Когда в процессе консультирования приходит время анализа отношений человека с его родителями, часто оказывается, что мотивы их поведения остаются за пределами понимания. Это сводит на нет многократные попытки взрослого ребенка наконец-то установить с родителями теплые отношения без взаимных обид и претензий. Рано или поздно приходится признать: никакая логика, никакое разумное объяснение здесь не работают. И в ходе наших диалогов на приеме появляется примерно такой коллективный текст:

Не пытайтесь что-либо доказать своим родителям. Это бесполезно. Они уже оценили нас заранее, раз и навсегда. И любовь для каждого ребенка ими почему-то выбирается одна из двух: либо за заслуги, либо просто так.

Если за заслуги — значит, лезь из кожи: ты способен на большее, тебе же столько дано, в тебя же столько вложено. А это значит, что любят родители твои достижения, понукая ко все новым и новым. Ты для них существуешь, только когда тобой есть за что гордиться. А без этого — «фу, как нехорошо, не моя девочка», «нет у меня больше сына».

Ну а просто так — тебя любят за то, что ты есть — лентяй или трудяга, тупой или заточенный, негодяй или ангел. Любят — и жалеют, и прощают за все. Потому что сразу как появился — на всю жизнь и простили, и оправдали.

Почему так? Потому что всех нас рожают (да и мы своих детей тоже) для разных целей, отсюда и разные оценки-ожидания. Одного для статуса — время подошло, что за нормальная семья без ребенка. Точнее — что за правильная семья без правильного ребенка. Наделяют его ролью умного и далеко пойдущего. И воспитывают так, что он должен все время изо всех сил соответствовать родительским ожиданиям: «Любишь?- Докажи!».

Другого для себя — понянькаться, потетешкаться. Ну и любят, соответственно, его самого, а не его дела. Дела здесь, конечно, ожидаются, но без фанатизма. Что получится, то получится. Любой сойдет. Ведь любят же — и козла, и верблюда. Без доказательств.

Это противоположное отношение родителей к детям отчетливее всего проявляется в семье, где их двое. Если один — умный, то другой обязательно — добрый. Один — послушный, другой — упрямый. Один — черствый, другой — заботливый. Один — миротворец, другой — скандалист. И родители искренне считают, что это сами дети им такие достались, а не они, родители, их такими для себя завели и такими воспитывают! Расстраиваются, переживают, что дети такие разные. Но слышать ничего не хотят о своем к этой разнице рукоприкладстве.

Вот поэтому и доказать им что либо бесполезно. Кого рожали — того и получили. Для себя и для него тоже.

Но как трудно взрослым уже детям это принять! Сколько сил, времени, эмоций, дел уходит на то, что обречено с момента зачатия. Обречено, потому что сердцу не прикажешь — не залюбило оно будущего потомка — значит, быть тому умным и самостоятельным. А залюбило — добрым, и под родительским крылышком.

Такая вот справедливость…

Почему ребенок не говорит?

Если отбросить медицинские причины, то потому, что берет пример с родителей. 

Вопрос: много ли мы беседуем дома? 
Ответ: наевшись разговорами за день, вечером стараемся рот раскрывать как можно реже. Ну не совсем молчим, но или: «как дела?»-«норм», или: «есть будешь?»-«угу». Нет, конечно же, выслушаем половину, если припекло, вставляя те же «угу». А потом — комп, ящик, сон. 
И за выходные надо успеть прийти в себя от рабочих переговоров. 

Ухватили? Зачем ребенку начинать говорить, если он с рождения видит: все друг с другом разговаривают по необходимости, без интереса, каждый при этом занят своим? Нет диалогов, есть в лучшем случае один говорящий? Нам, может, этого хватает, а ребенку без интереса никуда. Вот и направляет его на гаджеты — он же видит, как мы оживляемся, зависая в них. Смотрит, как чертыхаемся, строим зверские рожи экрану и елозим мышкой, проходя сетевой шутер. Или меняемся в лице, читая пост на Втвитбуке и отчаянно молотим по клавиатуре с паузами до нового сообщения. Или выдаем всю гамму эмоций мобильнику. 

Ребенок при этом понимает только одно — нам интересно там. И так себе здесь. Ну и делает правильный вывод: зачем говорить, когда окружающие говорят не между собой, а с пустотой. 
И поэтому сам начинает значительно позже, чем по срокам положено. А мы его — к невропатологам и логопедам. 

Не надейтесь — ребенку речевую среду таблетками и занятиями не заменить. Учитесь заново дома разговаривать. И тогда ему обязательно захочется встрять и сказать свое веское слово.

Воспитанная болезнь

Каждый знает: дети — это цветы жизни. Бесконечная радость и такая же бесконечная головная боль для родителей. Столько всякого надо делать, чтобы ребенок рос здоровым, умным, успешным. Чтобы не отставал от сверстников, а лучше — чтобы превосходил их.
И здесь действительно начинается головная боль. Потому что эти три характеристики имеют громадные разночтения — сколько людей, столько мнений.

Ну ладно, здоровым — более-менее понятно: без соплей, без температур, хорошо кушающим и какающим тоже хорошо. Набирающим вес, рост, гемоглобин, силу в мышцах как минимум не хуже, чем у детей в соседних колясках на прогулке. А вот с умом и успешностью — тут вообще полная неразбериха. От обучения речи с первого триместра беременности до непрерывных спецмантр над колыбелью новорожденного. От ранних поездок ко всяческим местам силы и мудрости до прямых внушений.

Да еще многочисленные родственники со своими принципами, которые ну никак нельзя проигнорировать! Потому как будут наезжать в гости с инспекциями и, обязательно находя воспитательные изъяны, вещать: «Мы же предупреждали!».

Вот и маются родители под массированным обстрелом всяческих мнений и идей, мечась между интернетом и авторитетом родни — свое вставить некуда!  И понятно, нередко впадают в самую натуральную панику-истерику: кто прав? Но тут им на помощь приходит собственный ребенок.

Как раз тем, что начинает болеть. Ну не справляется организм с необходимостью соответствовать всяческим ожиданиям родителей-бабушек-педагогов. Слишком много сил на это приходится тратить — а ведь еще расти надо. Вот и съезжает ребенок в сопли-температуру-низкий гемоглобин (сюда можно до бесконечности добавлять любые физические болячки). Отдохнуть ему надо от соответствований. Ну а нам всем — вытаскивать его назад, на светлый путь развития.

И здесь возникает одно частое, но почти незаметное препятствие. Под названием мама. Ну нет, конечно же, не та мама, которая делает все, чтобы помочь ребенку стать сильным, умным и успешным. А та, которая незаметно для самой себя делает все так, чтобы быть для ребенка жизненно необходимой.

Стоп, а разве ее положение не дает ей этого? Представьте, что нет. Когда ребенок здоров, он может сам играть в соседней комнате, оставаться с бабушкой, ходить в сад. Казалось бы — наконец-то маме можно заняться собой и своими делами. А что, если ребенок как раз и был ее самым первым по-настоящему своим делом? Если беременность впервые позволила ей не ходить на ненавистную работу, перестать быть Золушкой в семье, обратить внимание и заботу окружающих на себя? А потом дала право сконцентрироваться на вновьприбывшем, да еще получив, может быть тоже впервые, заслуженное признание близких? И возможность рулить ими ради, конечно же, благополучия ребенка?

Понятно, сколько бонусов? Кто же от них по доброй воле откажется?

Но отказываться надо — время пришло, ребенок стал-таки более-менее самостоятельным. И внимание окружающих переключается на него. Хорошо, если мама к этому времени действительно найдет себе дело по душе. А если нет? Значит — следующего! Тем более, государственный тренд. С определенными соцпривилегиями. А не получается — значит, сконцентрируемся изо всех сил на текущем. Будем с ним неразлучны — от курсов раннего развития до похода на апелляцию при поступлении в ВУЗ.

Здорово, если на пути такой мамы встретится волшебник и внушит, что ее ребенок одаренный (вообще-то все дети одарены, но каждый — своим, не всегда родителям симпатичным — они хотят Эйнштейна, а он — Рой Джонс). Положить на него всю материнскую жизнь, развивая талант — история многих известных нам реальных персонажей. А если не встретится, то сценарий может быть другим.

Мы с такими сценариями все время сталкиваемся в профессиональной практике. Это когда мама текущие проблемы ребенка воспринимает как болезнь. А так как диагностика сейчас выше некуда, то что-нибудь найдется обязательно. И превращаясь в предмет пристального внимания и неустанных забот матери, заболевание с очень большой вероятностью становится хроническим. Ведь каждое обострение возвращает ребенка в те времена, когда он был беспомощным, целиком зависел от мамы и принадлежал только ей!

Эмоционально самое идиллическое для их отношений время. Ну как не воспользоваться такой возможностью! Ребенку — побыть маленьким, окруженным маминой заботой. Маме — окунуться в заботу, в которой она — сильная, мудрая и самая-самая любимая. И пусть ценой таких отношений является болезнь ребенка. Выгоды обоим она приносит существенные.

И именно поэтому упорно не хочет сдаваться. Даже при назначении самых новейших и технологичнейших средств лечения. Биться с такими болезнями приходится годами. Потому что не будешь же биться с мамой, для которой эта болезнь — чуть ли не единственная возможность заявить о себе и обратить на себя внимание? Или с ребенком, для которого болезнь — единственный отдых от постоянных претензий?

Вот почему у клинических психотерапевтов соматизация считается самой трудноизлечимой проблемой. Потому что она — воспитанный в детстве способ сбегать от психологических трудностей во вполне себе достойное физическое заболевание. И потому же многие больные с обидой говорят о бесчувственных медиках, отправляющих их к психотерапевту. К которому они, конечно же, не пойдут, а будут искать сердобольного доктора для пожизненного назначения им лекарств и выслушивания разнообразнейших жалоб.

А потом мы удивляемся — чего же врачи из медицины уходят?

О, эта детская непосредственность!

Хорошо наблюдать за эмоциями ребенка, бурлящими как газировка. Движения, мимика, жесты, интонации — в них он весь, без остатка. Хохочет-заливается во весь голос. Надулся, сжал кулачки, вырывая плечо из-под отцовской руки — обиделся. Вылупив глаза и разинув рот завороженно смотрит, как фокусник достает из цилиндра зайца. И так вкусно уплетает мороженое, что лучшую рекламу выдумать трудно. А когда наэмоционируется — из пушки не разбудить.

У взрослых такое тоже наблюдается. И не обязательно под влиянием возлияния — здесь все в детство впадаем, для чего, собственно, и пьем.
А просто в повседневной жизни.

Вот стоит очередь в бистро. И ведь обязательно кто-нибудь зайдет с другой стороны узнать, что почем, а потом и заказать! Нет, даже и не специально. А так — увидел, заинтересовался, спросил, попросил.

Или пишут: доктор, нужна срочная консультация в любое удобное для вас время. Вопрос жизни и смерти. Доктор выделяет окошко в плотном графике, назначает встречу. Ответа нет. Просит перезвонить менеджера. Ему говорят: вы знаете, нам очень нужно было, когда писали, а так — время не подходит, да и смерть отменяется. Зачем же отвечать?.

Или же влетают через десять минут после начала приема и давай ругаться на охранника, что он пропуск по полчаса выписывает. Только потом, отдышавшись, вспоминают, что это повторяется с ними каждый раз. Как минимум потому, что до охраны добираются в момент, когда должны уже входить в кабинет. И обязательно вынимают бумажку с вопросами в момент, когда должны уже выходить.

Общаясь с такими людьми, обращаешь внимание на одну особенность. Рассказывая о чем-то, они делают это эмоционально, в красках, со всеми подробностями. Интересно, конечно. Иногда даже захватывающе. Говорят так складно и убедительно, что когда слушаешь — веришь. Хотя сам мог участвовать в событиях. И знать о них совсем другое. Но показать это нельзя. Тебя возьмут измором — главное, вырвать согласие в их абсолютной правоте.

Такая безапелляционность — тоже из детства. Ребенок уверен, что все видят, слышат, чувствуют то же, что и он. Если ему смешно — значит, смешно другим, если страшно — значит, другие тоже боятся. И поэтому взрослый ребенок не понимает, как это окружающим может не нравиться «нашерадио», экстремальное вождение, его религия или сексуальная ориентация. Потому он со всем этим напоказ, на полную катушку-веселитесь со мной, ловите кайф, как и я!

И как маленький ребенок тянет взрослых играть с ним в его игру, по его правилам, такой человек всячески настаивает на своем и требует подтверждения собственной правоты. Ведь в этом своем мире он герой. А остальные нет. Они всегда делают не так, соображают плохо, поступают еще хуже. Он один все это видит, знает как надо, ведет себя безупречно. Говорить что-то другое, что не вписывается в его картину мира — как объясняться с ним на урду. Он это просто не услышит. Потому что, увы, не способен поменять свое мнение. Ему и в голову не прийдет, что это мнение, а не истина в последней инстанции.

Как раз в этом и есть его главное отличие от всех подросших. В искреннем непонимании того, что люди все разные и у каждого может быть своя, не похожая на его точка зрения. Так что восторгаемся его непосредственностью — и на диалог не рассчитываем.

С одной, конечно, оговоркой. Если мы не профессионалы, а он не пришел к нам разбираться — чего это у него так жизнь складывается?